Последнюю свечу ханукального светильника зажигали с небольшим сожалением. Уходящего праздника детям было особенно жаль, и только маленький Рубен рассудил по-философски – «Пусть, чем скорее кончится Ханука, тем скорее настанет Пурим!»
Когда Рубен одел на палец Хане изящное колечко, он почувствовал себя человеком, все мечты которого сбылись в одночасье, поэтому всю торжественную атмосферу, царящую вокруг, воспринимал, как в тумане. Хана, казалось, находилась в такой же эйфории.
Подошел Даниэль с большим свертком, который неуклюже спрятал подмышку, протянул Рубену руку и выпалил:
– Я желаю вам счастья, а это мой свадебный подарок, – вручил сверток Хане и, волнуясь, отошел в сторону.
– Это же скрипка, – Хана не верила глазам. – Дани, ты сделал скрипку? Сам?
– Сам. Не хотел, чтобы ваш талант пропал даром. Мой отец был лютье, кое-чему я у него успел научиться, – и с важным видом добавил: – вот только жаль тирольской ели нет.
Хана взяла скрипку и заиграла «ойфн припечек». От её беззащитности не осталось и следа, уверенными и даже властными движениями она сразу подчинила себе самодельный инструмент и заставила его издавать потрясающие звуки. В этом новом образе она оказалась еще привлекательнее.
– Так ты за струнами ездил в Тель-Авив? – шепотом спросил Рубен.
– Ну да, за струнами.
– Надо же, Дани, да ты просто молодец.
Юноша покраснел и растянул пухлые губы в улыбке.
Пришла весна, принеся ожидаемый за Ханукой Пурим, а вслед за Пуримом вернулась беда. Наверное, она и не планировала свой окончательный уход, именно поэтому не попрощалась, покидая вместе с британцами гамбургский порт.
14 мая 1948 года Давид Бен-Гурион в тель-авивском музее провозгласил создание независимого еврейского государства. Во всех уголках страны, включая маленький кибуц, прогремел его, усиленный динамиками, голос. Англичане покинули Израиль, и он незамедлительно оказался втянут в свою первую войну за существование, за Независимость.
В первые дни войны маленький кибуц оказался костью в горле продвигавшихся на север египтян. Убрать его с пути стало задачей номер один. В спешке эвакуировав стариков и детей, два взвода батальона крестьянской молодежи Палмах на свой страх и риск встали на защиту с большим трудом поднятой земли, располагая помимо легкого оружия одним пулеметом – против египетской авиации. Отдать врагу своё ханукальное чудо, свой Тель-Авив?! Никогда этому не бывать!
Первый налет им удалось отбить. Но за ним последовали второй и третий. Держать удар было все сложнее, и через неделю отчаянной борьбы защитники кибуца отступили. Путь к Тель-Авиву для египтян был свободен. Уже несколько десятков километров отделяло их от цели, и израильтянам не оставалось ничего иного, как нанести контрудар с воздуха по египетским колоннам. Этого никто не ожидал, египтяне в растерянности отступили.
Хана с сыном дожидались в Хайфе, они занимали маленькую комнату на первом этаже старого дома. Положение было тяжелое, с севера наступали ливанские танки, арабы в спешке покидали город.
Рубен оглядывал их скромное жилище.
– Бен-Гурион призвал на военную службу всех мужчин от семнадцати до тридцати восьми лет. Нарушить приказ я не могу и не хочу, но как же я оставлю вас здесь одних?
Черные мысли о недавнем поражении Палмаха и о необходимости оставить свою новую
семью в незнакомой и опасной Хайфе снова накрыли его с головой.
– Не тревожься об этом, – просила Хана, – я видела более тяжелую жизнь. Здесь у нас все будет хорошо.
– Я больше не боюсь! – уверял маленький Рубен. – Теперь я знаю, что я хороший и Боженька меня слышит. Ведь это я попросил его вас поженить. Просто возвращайся скорее, мы тебя любим!
И он спустя год вернулся. Вместе с вестью о безоговорочной победе Израиля.
Хайфа постепенно возвращалась к мирной жизни.
– С этого города началось наше знакомство со страной, – сказала Хана. – Знаешь, я бы очень хотела остаться здесь навсегда. Мы оба – городские жители, нам уже не измениться.
– А я почти привык было к крестьянской жизни.
В свое время его действительно восхищал энтузиазм молодежи, осушающей болота и строящей водонапорные башни, создавшей сильную армию и возводящей прекрасную страну в пустыне.
– Зачем нам оставаться в Хайфе?
– Затем, чтоб ты, наконец, продолжил образование, ты должен поступить в Технион.
Рубен мотнул головой.
– Дохлый номер. Я напрочь лишен прилежания. Скорее всего, упустил тот момент, когда оно формируется в зачатке. Вместо того, чтобы привить мне тягу к знаниям, учителя воевали