По ступенькам застучали шаги. Не уверенный, кто идет, я сказала:
— Осторожно, дыра.
— Что? Ой. — Майло грациозно перепрыгнул через дыру в полу и присел с противоположной стороны от Маркуса. — С ним все в порядке?
— Сотрясение мозга. Брут швырнул его сквозь потолок.
— Ой. Неудивительно, что он лежит там, как мягкая игрушка. Большой, злой маг избил его.
Маркус поднял голову и уставился на Майло. Затем зевнул и закрыл глаза. Вокруг него заискрилась магия, как всегда бывало, когда терианец изменялся. Черный мех растаял, лапы удлинились, превратившись в руки, подушечки — в ладони, а лицо расплылось, когда кот уступил место человеку. Звук походил на отдирание липкой ленты от кожи.
Его длинные черные волосы разметались по плечам, из-за чего шишку было плохо видно, но я все равно заметила немного крови у него на шее. Мы с Майло взяли его под руки и помогли встать. Он немного пошатывался, поэтому Майло закинул его руку себе на плечо, пока я помогала Маркусу влезть в джинсы.
Я одевала голого мужчину. И могла только представить, как бы взбесился волк Вайята.
К тому времени, как мы натянули рубашку через его голову, Маркус немного пришел в себя. Прижимаясь к стене, мы проскользнули мимо ямы в полу. Майло и Маркус шли первыми. Майло все еще поддерживал оборотня, и я не могла сдержать улыбки от их дружеского взаимопонимания.
Внизу, в магазине, Фин не слишком нежно связывал Брута. Кисмет держала один мобильный телефон в левой руке, а другой прижимала к уху. Она читала телефонные номера тем, кто был на другой линии.
— Это все номера, по которым он звонил сегодня, — сказала она. — Нет, он без сознания.
Я взглянула на Фина, который одними губами произнес:
— Астрид.
Я поняла, что они говорили о Бруте.
— Он сказал, что оборотни заплатили ему за то, чтобы он наблюдал за их птицами до половины седьмого, что тогда они вернутся за ними, — продолжала Кисмет и помолчала пару мгновений, слушая. — Я сомневаюсь в этом. Они увидят, что магазин закрыт, или почуют, что мы были здесь, и сбегут. — Она подошла к окну, выходящему на улицу, вероятно, в поисках хорошего места для наблюдения.
Вайят сидел, скрестив ноги, перед двумя клетками и помахал мне рукой, приглашая подойти. Я присела на корточки рядом с ним, с облегчением увидев, что клыков больше нет, а серебро в его глазах превратилось в ободок. Гордость наполнила мою грудь.
— Я могу снять замки, — предложил он. — Но не хотел пытаться без тебя.
— Хорошо.
Его способность вызывать к себе неодушевленные предметы в прошлом десятки раз была полезной. Но он не пытался использовать ее в течение нескольких часов после заражения, и я понимала его осторожность. Пустельги встали как можно ближе к задней стенке своих клеток, не касаясь серебряных прутьев, вероятно, не совсем понимая, кем сейчас является Вайят.
— Все в порядке, мы вас вытащим, — успокоила я их.
Вайят закрыл глаза и повернул правую руку ладонью вверх. Его пальцы дернулись, и я почувствовала смещение в Разрыве, когда он подключился к нему. Серебряный замок на клетке Авроры замерцал, исчез, затем снова появился на его раскрытой ладони. Вайт зашипел и уронил его. Я повернула защелку и открыла дверь клетки.
Аврора вылетела из клетки с возбужденным визгом, взметнув облако перьев. Она дважды пролетела через всю комнату, прежде чем устроилась на высокой полке, вне пределов досягаемости. Она снова закричала, словно говоря, чтобы мы поторопились, черт возьми.
Вайят вызвал второй замок так же легко, как и первый, но когда открыл глаза, серебряное свечение вернулось. Я отперла клетку Авы и открыла ее, затем оттащила Вайята назад. Как только мы отошли от клетки подальше, Аврора подлетела и приземлилась на пол. Ава подкралась к выходу из клетки, ее голубые глаза заблестели, затем выпрыгнула наружу. И прижалась к груди матери.
Фин медленно приблизился, облегчение и радость на его лице разрывали мне сердце. Он опустился перед ними на колени и протянул руку. Аврора наклонила голову, моргнула, затем клюнула его в кончики пальцев.
— Мне так жаль, что вас похитили, — сказал он. — Простишь меня?
Она завизжала на него, затем начала превращаться. Перья превратились в кремовую кожу, а на голове выросли длинные густые каштановые волосы. Словно по мановению волшебной палочки, Ава тоже изменилась. Вскоре мать и дочь обнялись. В возрасте всего двух месяцев Ава была ростом с ребенка в четыре раза старше себя, с короной каштановых кудрей, совсем как у Авроры. Она рыдала так, как может плакать только испуганный ребенок, прижавшись лицом к груди матери.