— Я так сожалею об Аве, — сказал он.
— Пока не сожалей. — Я ощутила раздражение, которые заглушило горе. — Я планирую вернуть ее живой, как и всех остальных.
— Я не имел в виду…
— Знаю, Вайят. Но слова о том, что ты сожалеешь, звучат как соболезнование, а я не хочу этого слышать.
Он убрал влажную прядь волос с моего лба.
— Тогда чего ты хочешь?
Боже, это сложный вопрос, и он не имел никакого отношения к пропавшим терианцам. На этот раз не знала, что ответить, потому что понятия не имела, чего от него хотела. Мы две недели держали друг друга на расстоянии вытянутой руки, добиваясь необходимого нам обоим пространства. Я просто не знала, готова ли к разговору по душам, который, наконец, выложит все на стол.
— Я хочу в душ, — наконец произнесла я.
— Ну, это понятно. Ты немного растрепана.
— Да неужели.
Мои руки и ноги в грязи, кожа чесалась от пота, не говоря уже о слезах, соплях и, возможно, небольшом количестве крови из множества царапин. И от меня правда воняло.
— Думаю, слово «растрепана» это еще по-доброму. Я просто отвратительна.
— Тогда пошли, Вонючка. — Вайят встал и протянул мне руку.
Я помахала ему боксерской перчаткой. Он рассмеялся, затем схватил меня за запястье и помог подняться на ноги. Он снял с меня перчатки, за что я ему бесконечно благодарна, поскольку мои пальцы одеревенели и отказывались работать, и отбросил их в сторону.
— Спасибо, — сказала я.
— Не за что. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы помочь тебе вернуть Кони. Ты это знаешь.
— Да, знаю. — Я согнула пальцы, морщась от острой боли в суставах. Но боль быстро проходила, благодаря моей способности к исцелению, поэтому каким-то странным образом я хотела наслаждаться болью, пока ее чувствовала.
Мы направились к выходу. Но я схватила его за руку, прежде чем мы достигли двери, и Вайят резко остановился.
— Сделаешь мне одно одолжение после моего душа? — спросила я.
— Зависит от одолжения.
А он был умным.
— Я хочу поговорить с Феликсом.
— Думаешь, ты сможешь его разговорить?
— Скорее всего, нет, но если он не заговорит, то Астрид не сможет долго поддерживать в нем жизнь. Мне просто нужна минута, прежде чем ему свернут шею.
— Зачем?
— Потому что он так и не закончил отвечать на вопрос, который я задала ему на крыше.
Душ был прекрасен. Немного горячего, влажного рая после нескольких кошмарных часов. Я почти снова почувствовала себя нормальной, когда вышла из ванной в свежих джинсах, темно-синей майке и новейших сверхпрочных кроссовках. Я не стала сушить волосы, они высохнут и так.
Вайят ждал за пределами камеры.
— Астрид сказала, что у тебя есть пять минут.
— Как великодушно с ее стороны.
— Веди себя прилично, Эви.
— С Астрид или Феликсом?
— С Астрид. Она принимает эти исчезновения более близко к сердцу, чем ты. Защита клана — ее работа.
Верно, и отличное напоминание. За исключением Финеаса и немного Кайла, я не думала о чувствах других терианцев, с которыми мы работали. До создания Сторожевой башни Астрид возглавляла элитную команду безопасности Ассамблеи старейшин клана. Потеря стольких людей сразу была болезненной.
— Хорошо, — сказала я. — Пять минут.
Мы вошли внутрь. Первая комната была большой, в центре располагался стол, на трех стенах зеркальные окна. Комнаты непосредственно слева и в центре представляли собой специальные тюремные камеры — стены сделаны из чередующихся серебряных прутьев против террианцев и необработанной сосны против вампиров, чтобы удержать большинство потенциальных заключенных от побега. Справа комната для допросов, с похожими стенами. К полу через равные промежутки привинчены два стула, также из разных материалов, в зависимости от того, кого допрашивали. На задней стене комнаты рядом с большой раковиной висела стойка с инструментами.
Сет Невада стоял за столом, скрестив руки на груди. Я не очень хорошо его знала, он — куратор в другой части города, но добровольно вызвался работать здесь и был как местный городской шериф. Трое человек работали под его началом, и все четверо охраняли тюрьму. Их выбрали для этой работы, потому что они были людьми и материал стен не причинял им вред. Невада умен, справедлив и любил перекусывать яйцами вкрутую.
— Трумэн. Стоун, — поприветствовал он нас.