Выбрать главу

Девять схем женихов сконструированы по типу пустотелых цилиндров или сосудов, безропотно принимающих «озаряющее горючее», которое посредством капилляров передается «зонтикам», кондиционирующим его испарения в жидкость; и она проливается на «Водяную мельницу». «Ножницы» или приводы, соединяющие «мельницу» с «теркой», контролируют поднимающиеся брызги, направляя их в сторону «рецептов окулистов», превращающих жидкость в световую энергию, доходящую до невесты. Реконструкция в «Зеленом ящике» показывает отношения мужчины и женщины как технохимическо-оптический процесс. Глава сюрреалистов Андре Бретон, близкий друг Дюшана, говорил о «механической и цинической интерпретации феномена любви».

Дадаисты интересовались алхимией, и некоторые наброски к «Невесте» имеют сходство с иллюстрациями старинных алхимических трактатов. У алхимиков не было проблемы перехода материального в духовное и духовного в материальное. Такой переход казался естественным и неподвластным следственно-причинным связям. В начале XIX столетия вновь усиливается интерес к алхимии (традиции которой, впрочем, от средневековья доходили до XVIII века). Обнаженная невеста на алхимическом языке могла означать очищенную первичную субстанцию, обнаженность являлась знаком откровения и истинного знания. Трансформация субстанции являла и духовный рост. Эротическая символика широко использовалась для изображения образования и рождения разных эликсиров и металлов, связанных с определенными планетами и созвездиями.

Формы машин в «Большом стекле» напоминают очертания мельниц, дистилляторов, выпаривателей, ступ, различных сосудов (стоит сравнить с трактатом XIV века «Печь и алхимически распятый космический змий»). Змей — символ трансформации и обновления. Мистические числа «7» и «9» нашли отражение в схемах женихов и зонтиков. Ключевые цвета алхимиков: красный — король, белый — королева — означали стадию готовности к брачным отношениям, завершающимся получением эликсира. «Невеста» — сочетание черного и белого, женихи — красного цвета. Трактуемое в алхимическом смысле, стекло указывает одновременно и на схему трансформации вещества, и на ступени духовного очищения. В изображении небесной невесты верхняя часть могла обозначать внутреннее и духовное начало, нижняя — телесность и физическое. В «Зеленом ящике» упоминается, что «женихи служат архитектонической базой для невесты, последняя же — апофеоз девственности».

Помимо очевидной эротики, которая у дада должна, как ирония и как черный юмор, явиться определенным «террором ума», есть в «Стекле» и некая социологическая установка, менее отрефлектированная исследователями, охотно сравнивающими дюшановских сексуальных монстров из пробирок с алхимией адских видений Иеронима Босха. «Ад» начала XX века более конкретен; женихи — это священник, посыльный мальчик, кавалерист, полицейский, предприниматель, помощник официанта, начальник вокзала, жандарм. Такие образы символизируют основные группы капиталистического общества: слуги и уборщики, армия и полиция, предприниматели и управляющие и, конечно, служитель церкви — лицо ответственное за здоровье духа. Не зря все они представлены контурным изображением — схемой их функции в обществе. Лишенные голов фигуры в костюмах, соединенные шарнирами, являются понятными аллегориями нынешнего социального бытия.

В верхней части композиции, где помещена невеста, видно изображение созвездения, которое автор назвал «Млечный Путь», намекая, что сам женский образ является персонификацией Луны, традиционно в мифологии связанной с Млечным Путем. Три пустых формы отражают цикл рождения новой Луны. Невеста у Дюшана обозначена как инструмент для возделывания почвы, некой «сельскохозяйственной машиной». Луна всегда связывалась в человеческих представлениях с процессом рождения и плодоношения, животворным женским началом, влияющим на расцвет природы, ее «цветение». «Большое стекло», хотя и в зашифрованной, эзотерической форме, отражает трагический разлад природы и капиталистического общества, несмотря на то что «социальная машина» функционирует на «природном топливе».

Однако и это еще не исчерпывает до конца — если это вообще возможно! — смысла работы. Бретону Дюшан признавался, что его «Стекло» включает проекцию «воображаемой сущности» четвертого измерения благодаря «репроекции» при использовании поверхности стекла трехмерного пространства в плоскость двух измерений. «Рецепты окулистов», состоящие из расположенных друг над другом концентрических окружностей, служили точкой перехода из трехмерного пространства в неевклидову сферу. Для эпохи открытия энштейновской относительности позиции наблюдателя, превращения материи в энергию и многомерных пространств Лобачевского и Римана подобное было актом осознанным. Учтем, что «Стекло» можно было, хотя и не желательно, рассматривать с двух сторон.

Дюшан опирался на книжные знания, на науку, как бы она у него ни именовалась.

Оккультисты, открывая иные миры, делали это с поистине неземной активностью. Только книга Т. Стбарта и П. Тейта «Невидимый универсум, или Физические рассуждения относительно будущего состояния», издавалась с 1876 года по 1910-й двадцать восемь раз. В 1878 году американский физик У. Куке выпустил работу «Оккультное значение четвертого измерения», которая стала настольной книгой многих спиритуалистов. Популярностью пользовались идеи преподавателя астрономии Лейпцигского университета Зольгера, проповедовавшего в таких многочисленных сочинениях, как «Трансцендентальная физика» (1881) или «Научный трактат» (1878), мысль, что наука подтверждает сам факт существования четвертого измерения. Спиритуалисты считали, что твердые непроницаемые тела могут восприниматься в виде прозрачных оболочек. Поиски времени становятся символом обновляющейся культуры с эпохи Канта, который отказывался от пространственной овеществленности времени, говоря о проекции сознания и в сознании концепции времени. За ним последовали многие.

Дюшан многомерность пространства понимал и как доказательство возможности параллельного существования различных эстетических и социальных оценок, идеалов, представлений и суждений вкуса. Отрицая возможность познания каких-либо закономерностей в природе или обществе, он рассматривал всякие выводы и заключения как псевдопринципы. Увлеченный наукой, MD только и занимался тем, что развенчивал ее за «условность»: «То, что я делал, не объясняется любовью к науке, но, напротив, делалось для того, чтобы дискредитировать ее в мягкой и элегантной манере, не придавая этому важности».

Однако же Дюшан всегда Дюшан, и ему то импонировало разрушающее всякое знание сверхзнание, то нет. Он мог виртуозно играть на всей клавиатуре историко-культурных привилегированных ассоциаций, будь то алхимические рецепты, великие таинства игры в шахматы или карты таро, но при этом демонстративно отказываться от всякой возможной интерпретации. Ему хотелось запрограммированной гипотетичности. Смыслы относительны. Отметим, что к разрушению часто призывали самые образованные герои авангарда, которым становилось тесновато в рамках традиций, порой удаленных даже на несколько лет (а вовсе не на века). Курт Швиттерс в своем Merzbau не менее сложен, и этот ганноверский Gesamtmerzwerk может иметь множество помножаемых до сих пор интерпретаций.

Из университетских келий и престижных коллежей (колледжей) выходили нередко инициаторы авангардных обновлений и редко — их попутчики (примеры сего всяк вспомнит в меру своей образованности). И это — что удивительно — многих удивляло. Кручение вокруг философии, попытка заменить философию, встать «вместо» нее или «после» нее, оказаться «параллельным», встречается в авангарде не раз. Однако же почему все это воспринимается, увы, и до сих пор некой новостью? Да только потому, конечно, что историки искусства XX века плохо знают прошлое (в чем заметно отличаются от самих героев авангарда), а те, кто изучает столетия минувшие, мало, как правило, интересуются современностью. А вообще, манера говорить языком философским знакома художникам с эпохи Просвещения и романтизма, если и не ранее (неоплатонизм и итальянское Возрождение, готика и схоластика, например). Эзотеричность художественных образов не «знак минуса или плюса» в их оценке. Сама же многозначность их — родовая, и плюрализм смыслов всегда предполагается. Авангард, включая, естественно, и Дюшана, лишь умело спекулирует — ради собственной выгоды и собственных идей — на этом...