Выбрать главу

Корыстолюбие и тщеславие Шумахера не были исключением среди разнородного чиновничества. Колоритно выделялась лишь сфера приложения этих качеств — наука. Он умело ориентировался в интригах императорского двора и, нужно отдать ему должное, уберёг Академию от уничтожения, пережив пять самодержцев. Подобная опасность вспыхивала не раз, но искушенный чиновник каждый раз умело сохранял место своего “кормления”.

Трудами Шумахера в Академии была создана прекрасная библиотека, не уступавшая лучшим европейским по наполнению фондов, типография и великолепные производственные подразделения (мастерские). Последние выполняли и сторонние оплачиваемые заказы, в том числе и кабинета императриц, и требования профессоров отнюдь не были для них приоритетны. Книги собственной печати продавались в своей лавке, пополняя скудные доходы Академии. Финансировалась Академия плохо и нерегулярно, профессорам сплошь и рядом задерживалась выдача жалования.

Тяжёлым бременем на Академии лежала обязанность поддержания университета и гимназии. Прекрасная, по замыслу Петра I, триада “Гимназия— Университет — Академия” имела весьма слабые возможности для своей реализации. Принуждение же профессоров Академии к преподаванию в гимназии и университете вызывало у них откровенное недовольство и протест. Сам профессорский состав к середине 1740-х годов, когда Ломоносов стал профессором химии (1745 г.), как отмечалось, существенно потускнел. В Академии довлело уже поколение адъюнктов первого набора — Г.-Ф. Миллер и др.

Безалаберность в организации научной работы Академии в общем и целом устраивала этот тихий и сонный мир, который совсем не стремился к каким-либо научным дерзаниям и прорывам. Бойцовские качества академиков проявлялись только как защитная реакция.

Всесметающая энергия Ломоносова, сознание собственной исключительности, целеустремленность в карьере и поддержка покровителей обусловили как независимость его поведения в безвольной среде, так и стремительный должностной рост. В 1757 году он становится одним из руководителей Академии (членом канцелярии, ответственным за научную деятельность), а в начале 1758 г. президент поручает ему курировать гимназию и университет. И в общественном сознании он становится ПЕРВЫМ соотечественником, ставшим во главе российской науки.

В условиях елизаветинского времени привлечение Ломоносова к управлению Академией было наилучшим решением. Его неуёмное честолюбие было направлено в созидательное русло и принесло свои плоды. Плоды максимальные по существовавшим условиям того времени. И, пожалуй, наиболее действенным было то, что эта гигантская фигура вообще привлекала внимание власть имущих к столь ничтожному, по их меркам, учреждению, как Академия наук.

Ломоносов оказался на своем месте в период начального формирования в массах, у молодых, интереса к науке, в самый тяжёлый период организационного становления учебных заведений.

Середина 50-х годов XVIII века была периодом, когда одаренные любители наук должны были уступить место уже появившимся подготовленным профессионалам.

Вспомним, однако, о начальном этапе научной судьбы Ломоносова, о годах (1729–1735) обучения Ломоносова в семинарии, когда его молодой, ни на что не отвлекающийся ум жадно впитывал латинский, греческий, “славенский” языки, латинскую и русскую поэзию, риторику и философию. Последняя же преобладала и в лекциях Вольфа в Марбурге, где Ломоносов провёл три года. Именно в этот период он увлеченно занимался приёмами и лексикой “немецкаго стихотворства”: “Многих знатнейших стихотворцев вытвердил наизусть. По тамошним ямбам, хореям и дактилям начал размерять стопы в русских стихах, со всем новым образом, несравненно глажее и согласнее прежних в чтении”. Как видим, лучшие годы своей вольной (или предписанной) страсти к познанию Ломоносов отдал гуманитарным наукам. Это и стало истоком его успешных деяний именно в гуманитарной сфере — филологии, истории, социологии. Он безупречен и великолепен в своей “Риторике” и “Русской грамматике”, претерпевшей 14 изданий. Первоначальное образование оставляет пожизненный отпечаток на способах мышления человека, и выход за его рамки требует неотступных целенаправленных усилий. Потому не случайно, что даже в письменной полемике и научных статьях Ломоносов оставался приверженцем стиля художественного произведения, который он привнёс и в формулировки естественнонаучных трактатов.