— Про чё? — насторожился сержант.
— Про то, что каждый мент должен пройти в сутки не менее двадцати километров! — заорал Соловец. — Кто не пройдет, того по итогам месяца — на полгода в Чечню! В окопы, вшей кормить!
— Ой! — испугался пузатый. — Это чё ж такое делается?!
— Георгич шутит, — подобострастно сказал старший. — Ведь, правда, Георгич? Майор тяжело вздохнул и промолчал.
— Животное! — От края обрыва долетел крик Недорезова, который наконец достиг ровной поверхности и теперь стоял рядом с лежащим Твердолобовым. — Ты у меня еще попросишь заключение экспертизы! Вставай, недостающее звено эволюции! — Судмедэксперт всегда отличался витиеватостью речи.
Дознаватель смотрел вверх, блаженно улыбался и на крики не реагировал.
— Ого! — Брови пузатого пэпээсника поползли вверх. — Да вы в полном составе!
Котлеткин попытался что-то втолковать разгоряченному Недорезову и оттащить его от беспомощного Твердолобова, но судмедэксперт оттолкнул сержанта-водителя, продолжая ругать дознавателя на чем свет стоит и пинать ногами.
Мечущийся по дому неизвестный на секунду высунулся из окна на девятом этаже, и вниз со свистом полетел выдранный с корнем унитаз.
— Поберегись! — рявкнул старший наряда, и милиционеры порскнули в стороны.
Фаянсовое изделие грохнулось о бетонную плиту и разлетелось на сотню осколков.
— Сволочь! — Пузатый сержант погрозил кулаком бритоголовому субъекту, корчащему рожи из окна уже на восьмом этаже. — Четвертый толчок за десять минут.
Физиономия субъекта была покрыта минимум недельной щетиной.
— А ведь он не один! — Наблюдательный Соловец показал пальцем на окна третьего этажа, за которыми тоже кто-то пробежал.
— Надо окружить дом и зайти с трех сторон, — сказал старший патрульный. — Нас четверо и вас…
— Нас трое, — покачал головой Соловец. — Твердолобова не считай. Но скажут… Скажут! — майор поднял вверх палец, — что нас было четверо!
— Ну хорошо, трое, — согласился сержант. — Всемером должны управиться.
Перед ними во всю ширь горизонта расстилалось море, убаюкивая шепотом прибоя. Распитая бутылка «Пятизвездной» несколько успокоила Васю и дала возможность его коллеге философски воспринять историю о машине времени.
— Я же предупреждал тебя, чтобы не трогал технику, — упрекнул товарища Плахов.
— А я сейчас думаю, что все было бы нормально, если б некоторые не перемещались, словно стадо взбесившихся слонов, и не переключали бы что не следует.
— Кто у нас муж? Волшебник… Предупреждать надо, — процитировал Игорь известное кино. — Я вообще-то более склонен думать, что ты, дружище, слегка перепраздновал, несмотря на скачки этих «ленфильмовских» казачков. Машины времени нет потому, что не может быть вообще. Но, во всяком случае, сначала следует разобраться, куда мы попали. Так что ты как хочешь, а я отправляюсь назад, в город.
— Да-да, — подхватил Рогов, — интересно, как ты потом будешь доказывать, что в пионерах не состоял, а из октябрят тебя выгнали за оппортунизм к политике партии.
Но Плахов решительно поднялся и, подхватив на руку пальто, которое здесь, среди нагретого ярким весенним солнцем песка, выглядело попросту неуместно, решительно зашагал в противоположном от моря направлении.
— Погоди, я с тобой! — заспешил следом Вася.
На третьем куплете песни «Потому что нельзя быть красивым таким», посвященной сотрудникам уголовного розыска, Ларин заметил, как из-за сейфа выбежал маленький чертик, вприпрыжку пронесся по плинтусу и юркнул в щель между стеной и шкафом.
«Глюк», — подумал капитан, продолжая подпевать танцующему соло Дукалису и хлопать в ладоши, задавая товарищу ритм.
Несколько секунд всё было нормально, но тут уже из зарешеченного отверстия вентиляционного колодца, общего для оперского кабинета и санузла, высунулась хитрая волосатая мордочка с большими ушами, поморгала и пропала.
«Крыса?» — засомневался Ларин.
Дукалис закончил петь хит группы «Белый орел» и затянул «Твори добро другим во благо», старательно подражая исполнявшему сей шедевр редкому для российской эстрады мужественному мачо по кличке Шура.
Излишне говорить, что и это выступление посвящалось нелегкой милицейской работе.
Из-под сейфа вылез чертик покрупнее двух предыдущих, упер руки в боки, критически посмотрел на выводящих рулады оперативников, показал Ларину средний палец правой руки, топнул копытцем, махнул тонким хвостиком со стреловидным концом и убыл туда же, куда и первый чертенок.
«Вот гад!» — обиделся капитан.
Взявший слишком высокую ноту Дукалис зашатался, схватился за горло и бросился к окну.
С грохотом распахнулись створки, в комнату ворвался поток морозного воздуха. При этом пение в глубине кабинета не прекращалось — Ларин автоматически продолжал выкрикивать рифмованные строчки.
Вентиляционная решетка открылась, и взору капитана явились сразу три чертенка, которые принялись корчить рожи. Один очень натурально изобразил Дукалиса с распахнутым настежь маленьким ртом.
«Еще и издеваются!» — возмутился капитан, схватил стоявшую рядом табуретку и вскочил, намереваясь метким броском прихлопнуть хотя бы одного из троицы незваных гостей.
Но чертенята оказались не в меру шустрыми.
Завидев поднявшегося Ларина, они юркнули обратно в колодец и захлопнули за собой решетку.
Капитан обернулся к Дукалису, ища поддержку у верного товарища, но понял, что на ближайшие часы, а возможно, и дни сосед по кабинету выпал из реальной жизни. Анатолий наполовину высунулся из окна на улицу и висел, безвольно уронив голову. Ему за шиворот падали редкие снежинки, мгновенно тая на красной, пышащей жаром шее.
Тело рефлекторно вздрагивало и храпело.
Ларин понял, что ему придется в гордом одиночестве справляться с нашествием наглых тварей, и, подбрасывая в руке табурет, направился к выходу из кабинета.
Прокравшись в туалет, капитан лег на пол и узрел торчавшие в одной из кабинок волосатые ноги, оканчивающиеся раздвоенными копытами.