- Чего менжуешься, старичок? Никто тебя там не съест. Давай чеши по холодку, - подмигнул мне, как показалось, злорадно.
- Да я не менжуюсь, - проговорил я не особенно бодро, развернулся и пошел на выход.
Я крался вдоль стен, озирался, дергал фонарем, стараясь осветить все углы разом. Сердце стучало во все барабаны, и не было сил его усмирить. Казалось, гулкие его удары разносятся по кораблю приманивая ко мне всю нечисть. Почувствовал, что пол под ногами едва колышется. В такт переваливаниям авианосца на волнах тоненько и тоскливо поскрипывало что-то глубоко внизу.
Обмирая от страха, я спустился еще на два уровня. Здесь кроме явного скрипа, который по мере моего приближения усилился, слышались металлическое звяканье, как будто подвешенных цепей, гулкое перекатывание по полу чего-то тяжелого и цилиндрического, глухое перестукивание, похожее на резиновые молоточки. И еще… улавливалось среди этой мертвецкой какофонии неразборчивое бормотание и шорохи.
Казалось, судно живет своей загробной жизнью, стало вместилищем неприкаянных душ умерших матросов и мичманов, которые вселились в его механизмы. Боксы, рубки, трюм, каюты, разнообразные приборы, устройства переговариваются, перешептываются между собой, вспоминают.
По коже пошел мороз. Воображение с каким-то зловредным ехидством подкидывало один образ страшнее другого.
Я спустился еще на ярус и все… идти ниже не мог себя заставить. Казалось, темнота с каждым метром становилась чернее, плотнее, душнее и обитаемее. Долго осматривался, не в силах оторвать ноги от пола, все мерещились притаившиеся твари, слышались странные шорохи. Наконец, отколовшись, как айсберг от ледника, я отпустил перила и задрейфовал по узкому коридору вправо. Осторожно открыл дверь. Она поддалась тяжело. С замиранием сердца ждал скрежета, от которого, казалось, лопнут барабанные перепонки. Сантиметр за сантиметром я отодвигал железное полотно и протиснулся в щель, едва это стало возможным.
Луч фонаря вспорол застоялую черноту и растаял вдали мутным пятном. Проскользил в пустоте, чиркнул по чему-то серебристому. Я вернул свет. Метрах в тридцати от меня стоял одинокий, позабытый всеми самолет. Казалось, он спит летаргическим сном. Я поспешил отвести свет, опасаясь, что таким образом разбужу его, и он зашевелится, разворачиваясь ко мне на шасси. Что будет потом уже не узнаю - сердце мое взорвется еще до того как он откроет глаза.
Прислушиваясь к спящему самолету и мраку в целом, я медленно вел светом по стенам ангара. С неприязнью отмечал заметную дрожь луча. «Раз самолет здесь, возможно, здесь и мастерские», старался я отвлечься от мрачных картин. Очень хотелось в это верить. Опасаясь потеряться в безбрежной темноте, двинулся вдоль стены. Придавленный масштабами чувствовал себя тараканом в кладовке великана.
Шел неимоверно долго, начал опасаться, что никогда не достигну торцевой стены, что она вообще не существует, а сам я брожу в лабиринтах своего сна. Эта безумная, пугающая мысль с каждым шагом все сильнее укоренялась в моем сознании.
Уже готов был повернуть назад, когда луч уперся в металлическую плиту. Я с облегчением выдохнул. Достиг угла и снова шел. Шел долго, может, потому так выходило, что переставлял ноги лилипутскими шагами на полстопы? Может и так, но эта была та скорость при которой я мог осмотреться и оценить угрозы. Наконец, наткнулся на проклепанную дверь. За ней на стеллажах лежали различные агрегаты, узлы, запасные детали для самолетов. Я проследовал вдоль механистического разнообразия до торцевой стены, где обнаружил еще одну дверь. За ней вторую, и третью, и четвертую. За последней нашел, что искал. Кроме набора головок с трещеткой, я прихватил разнообразного железа, которое, по моему мнению, могло бы пригодиться в дальнейшем для ремонта лашки.
Обратный путь был еще ужаснее. Все время казалось, что кто-то за мной крадется, а когда я резко оборачивался и светил, то этот некто в последний момент успевал спрятаться то за перегородку, то за выступ, при этом я замечал остаточное движение.
Последние лестничные пролеты я преодолевал вскачь. Несся во весь опор, теряя инструмент, который с металлическим лязгом ударялся об элементы конструкции и с грохотом пропадал в глубокой темноте. Дребезжащее эхо разлеталось стаей летучих мышей по чертогам корабля, тормоша оцепеневших призраков.
Луч фонаря, словно сумасшедший, носился по стенам и переборкам, выхватывая детали стального монстра, которые вдруг оживали и делали короткие движения мне навстречу. Казалось, они хотели прыгнуть, но попав в свет, замирали. Весь корабль будто ожил.