Мы шли за скрюченным низкорослым дедом, пока не уперлись в торцевую стену. С протяжным звуком растягивающейся пружины он открыл дверь. Перешагнув порог, мы очутились в светлой комнате. Пахло, как и в коровнике: дерьмом и медикаментами. Два больших окна, забранных решеткой, располагались слева и прямо. Небрежно окрашенные белилами стены были утыканы гвоздями. На них висела всякая всячина: провода, веревки, проволока, шланги, кожаные ремни, уздечка, велосипедные камеры, колесо от стиральной машинки, серый заляпанный бурым халат, деревянный стульчак, одежда и еще много прочего барахла. В углу стопкой стояли оцинкованные ведра, рядом несколько бидонов, стеклянная фляга с желтой прозрачной жидкостью. Паутина в углах от пыли стала махровой. Возле вешалки с одеждой обнаружилась дверь во двор. За серым пыльным окном виднелся ржавый трактор, куча щебня, проросшая сорняком, правее - деревянный покосившийся сарай.
Следуя за стариком, по деревянному полу, покрытому слоем утрамбованной глины, пришлось нагнуться, даже мне с моим метр семьдесят, а Андрею еще и присесть, чтобы войти через низкий проем в смежную комнату. Здесь было не в пример чище и аккуратнее. Большое место занимала печь. Железная труба через отверстие в стене выходила на улицу. На беленой стене висели в рамках фотографии. На одном снимке старик почетно восседал на стуле впереди группы примерно из пятнадцати человек.
Сам же оригинал сейчас стоял у печи, зыркал на нас из-под густых ершистых бровей, что-то шамкал и указывал сухим узловатым пальцем с черным ободком под ногтем на стол, заставленный грязной посудой, мол, присаживайтесь, сейчас угощать буду. Затем полез за печь, загромыхал кастрюлями. Скоро появился, держа в руке две алюминиевые миски.
Я заметил на них кусочки засохшей пищи. Раскачиваясь, дед подошел к столу и с грохотом поставил посуду, при этом задел тарелку с остатками зеленовато-бурой похлебки. Расплескивая содержимое, та кувыркнулась и упала на пол. Ругаясь и кряхтя, старик нагнулся, поднял тарелку. Мы с Андреем переглянулись. Ни грамма не смутившись, запихнул ее за печь.
Стол оказался низким. Присмотревшись, я заметил, что все в комнате было укорочено, подогнано под рост деда. Стулья, стол, топчан, тумба, все с подпиленными ножками. Полки прибиты в метре от пола. Только печь была высокой. Поэтому к чугунной плите вели две широкие зашарканные ступени.
Мы уселись за стол. Ни слова, не говоря в полной тишине, под звуки дождевого шелеста за окном, старик, беспрестанно шамкая сморщенными губами, вернулся к столу. Половником зачерпнул из чугунка и плеснул в тарелки похлебку. Что-то проговорил скрипучим тонким голосом, указал кривым пальцем на угощение, мол, налетай.
Мы сидели и не двигались.
- Послушай, дед, - начал Андрей, - спасибо тебе, конечно, за щедрость и все такое, но мы это не едим. Если хочешь угостить, то дай консервы. Консервы? А? Понимаешь, кон-сер-вы, - проговорил Андрей отчетливо по слогам, глядя в поблескивающие бусины. Старик, непонимающим взглядом смотрел на Андрея, шевеля нижней челюстью, словно жевал язык.
- Понимаешь, дедунь, кон-сер-вы, - в подтверждение своих слов Андрей пальцами изобразил круг размером с консервную банку. Потом для пущей ясности, жестами показал, как бы ставит эту банку на стол, втыкает в крышку консервный нож и вскрывает. Старик внимательно просмотрел мимикрию. С минуту молчал, потом недовольно заверещал, вскинул руки вверх, мол, ахренеть с ваших запросов, и, перекатываясь на кривых ножках, скрылся за все той же печкой. Распахнул ранее незаметную дверь и шмыгнул в соседнюю комнату. Андрей вытянул шею, заглянул в щель меду полотном и косяком, потом посмотрел на меня:
- Что-то, Михалыч, в последнее время нам попадаются одни чеканашки?
- А ты чего ожидал? Самые умные и здоровые тю-тю.
В карликовой комнатушке с низкими потолками и игрушечными стульями я чувствовал себя неуютно. История с собаками давила на меня, ощущалась враждебность деда, желание избавиться от нашего тягостного присутствия читалось в каждом его жесте. На душе было муторно, не хватало свежего воздуха. Я прошелся взглядом по окнам, все фрамуги были плотно заперты.
Старик вернулся с двумя плоскими банками консервов без этикеток, поставил на стол.
- Во, то, что надо, - Андрей звонко хлопнул себя по ляжкам и осклабился, - вот спасибо, старичок, уважил. - Он взял банку, повертел в руке, потряс у уха. - А ножик имеется? Ну, чем банку открыть, - изобразил процесс. Старик крякнул, двинул рукой и выдвинул из стола ящик. Погремел железом, выудил консервный нож с деревянной, перемотанной изолентой рукояткой.