По разные стороны низкого стола, занятого большою вазой с фруктами, сидели два человека, не проявляющие никаких признаков аппетита. Один – верховный жрец Аменемхет, второй – однорукий учитель Ти. Хозяин ладьи и слуга Амона-Ра выглядел, как всегда, напоминая собою статую. Учитель выглядел виноватым, несчастным и был грязен, как базарный мусорщик. В углах рта у него запеклась пена длинного, отчаянного самооправдания.
– …Не хватило всего лишь нескольких мгновений. Я заставил его выпить мое питье. Притворился, что сам пью, и заставил выпить его. Я напугал его сказкою про змея. В школе Птахотепа, этого ничтожного труса, детям ее не рассказывают, чтобы не бросить тень на имя фараона. Еще немного, и Мериптах пошел бы за мной или хотя бы заснул, и я бы уволок его, несмотря что однорук.
Статуя не выразила никакого отношения к услышанному. Ти сглотнул несуществующую слюну и продолжил:
– Я оказался в гибельном положении. Я не выполнил волю Амона! Оправдания мне не было, но я решил хотя бы разузнать, что там во дворце будет происходить. Пришлось тоже забираться в подземный ход. Когда я выбрался на свет с той стороны, то увидел, что две старшие служанки госпожи Аа-мес уводят мальчика в сторону «Дома женщин». Да-а, я сам удивился. Осторожно подобрался ко входу, попробовал дверь, но она была хорошо заперта. Тогда я решил, пользуясь общей суматохой, пробраться во дворец. У парадного крыльца был страшный шум, Апоп вышел на балкон, и народ бесновался.
Я осторожно подошел к заднему входу со стороны кухонь и сада. Ливийцы – стоял двойной или даже тройной караул – не пустили меня, хотя знали, что я учитель княжеского сына. Была у меня мысль выдать себя за одного из слуг, что целыми вереницами вбегали во дворец с подносами и кувшинами, но опять-таки – меня все знали. Однорукий слишком бросается в глаза. Я не впадаю в отчаяние никогда, но тут почувствовал, что близок к этому. Бесцельно бродил по двору вокруг дворца, среди всех этих сумасшедших, которые так радовались лицезрению того, кого так ненавидят.
Ти жадно посмотрел на кувшин с питьем, что стоял подле него, но не посмел прикоснуться к нему.
– Прошло не так уж много времени. Пьяную толпу начали вытеснять за ворота. Пока они были в пешем строю и работали плетками, у них ничего не выходило, но стоило им сесть на лошадей, дело пошло лучше. Потом я заметил, что идет смена караулов у всех дворцовых входов. У ливийцев тихо отбирали оружие и оттесняли в сторону их казармы. Я понял, что теперь попасть внутрь будет еще труднее. Но я чувствовал, что надо подождать, еще можно будет что-то важное узнать. И не ошибся, хвала Амону. Я увидел Мериптаха, совершенно голого, он…
– Как ты сказал?
– Да, ваше святейшество, мальчик был абсолютно голый, он вылетел из задних дверей и, пометавшись среди слуг, кинулся на свалку. За ним выбежали три или четыре азиата. Он влез во все тот же подземный ход, азиаты полезли за ним. Я, на всякий случай, незаметно подобрался поближе.
Ти все-таки решился, плеснул себе в чашу немного молока, судорожно выпил.
– Обратно его уже принесли. Бездыханное тело на куске полотна. Этого почти никто не видел, азиаты разогнали всю прислугу с заднего двора. Я зарылся в кучу старых пальмовых листьев в дальнем конце свалки. Я думаю, меня бы убили, если бы обнаружили. Но зато я все видел собственными глазами.
В горле у рассказчика возник неперебарываемый спазм. Он дергал кадыком, набычивался. В выражении глаз Аменемхета мелькнула тень легкого нетерпения.
– Что ты увидел?
– Апоп сам вышел из задних дверей. На нем не было двойной короны, и даже парик он сбросил себе под ноги. Вид у него был страшный. Он долго стоял над телом Мериптаха. Молча. Склонив голову. Вместе с ним были еще несколько важных гиксосов в тиарах, Тнефахт…
– А Бакенсети?
– Его не было, я сам очень удивился. С сыном такое несчастье, а отец неведомо где.
– Чем ты напоил мальчика?
– Это обычный бальзам для временного прекращения жизни. Проверенная вещь. Много раз. Сердце начинает биться медленно, члены тела холодеют, глаза кажутся мутными. Я хотел, чтобы он выпил несколько глотков, но его сотрясало от моих слов и он проглотил больше, чем половину баклажки.
– От этого можно умереть?
– Нет-нет, просто прекращение жизни будет более длительным.
Аменемхет поморщился:
– Значит, Апоп считает, что мальчик спит?
– Нет-нет, он уверен, что Мериптах мертв. Я не успел рассказать. Когда он так стоял над телом, принесли двух змей. Слышно мне было плохо, но я понял, что змей поймали в амбаре. Я думаю, Тнефахт, эта преданная Бакенсети жирная гиена, засунул их туда по приказу хозяина. Они хотели убить мальчика, чтобы он не достался Апопу.