- Я не хочу сейчас видеть в нашем доме твою мать! Я не в том состоянии, чтоб любезничать с посторонними.
- Саша, мама не посторонняя.
- Ты прекрасно понимаешь, что я имел ввиду.
- Нет, не понимаю! Я больше не понимаю!
- Юля, ты просто представь каково мне! Я страдаю не меньше твоего! Вчера твоя мать звонила до самой ночи. Раза три, наверное. А сегодня мне твой папаша уже с утра выговор сделал. Начерта мне их нравоучения? Умные все! - Юле казалось, что даже через расстояние она видит, как скривилось Сашино лицо когда он спародировал засевшую в печенках тещу. - «Саша, одумайся! Не по-божески это!» Был бы их Бог таким милосердным, как они говорят, он бы еще в зародыше уничтожил этого ребенка.
- Саша… - Юлин голос сорвался на хрип.
- Что «Саша»? Только не говори мне, что ты ни разу не думала об этом! Как ты, глядя на его уродства, еще и настаиваешь на том, чтоб оставить его? Я не смогу смотреть на это каждый день всю оставшуюся жизнь!
- Должен же быть другой выход!
- Ты уже предлагала решение. На твой взгляд самое лучшее — это либо угробить нашу жизнь, либо угробить жизнь твоих родителей. Подумай, зачем им такой «подарочек»? Ты же не собираешься умотать к своей матери в ее проклятый Запупыринск вместе с этим ребенком?
- Дальнереченск…- Юля поправила машинально. За родной город было ужасно обидно. Да, небольшой, и находится очень далеко. Зато там было уютно. Он был частью ее жизни и в маленьком городке навсегда осталась частичка Юлиной души. Ее детство там пахло свежеиспеченными мамиными булочками, бальзамом «Звездочка», свеже распустившимися кленовыми почками по весне, скошенной травой на полянке за домом и бабушкиными духами «Красная Москва», которыми она неизменно хвасталась, перебирая личные «сокровища» из старенького потертого чемодана. Старые черно-белые фотографии, улыбающееся лицо деда, с по-героически открытым взглядом, письма на пожелтевшей от времени бумаге, засушенный крохотный букетик, который подарил ей дедушка на их первом свидании. Такие ценные для Юли воспоминания для Саши не имели никакого смысла. У него были свои собственные и не менее яркие.
- Какая, к черту, разница? Ты меня поняла? Не нужно натравливать на меня свою мать и отца! Мозговправлятели нашлись! Что бы они понимали? Они не были в этой шкуре.
- Саша, они же добра хотят.
- Не нужно мне их добро! Равно как и этот инвалид! Я тебе уже все разъяснял.
- Тогда получается, что мы Володю в жертву приносим! Почему можно пожертвовать им ради...
- Это несравнимые вещи. Брось, Юля! Кто-то в любом случае пострадает. Лучше пусть не мы. Может он даже не поймет разницы с его-то данными! А может он просто не доживет до того возраста, когда сможет понять. Я бы не заставил тебя причинить ему настоящий вред. Я же не заставляю тебя его убивать.Мы не в Древней Спарте. У нас цивилизованное общество. Ты просто передашь этого ребенка в специализированное заведение.
Юля не могла ничего сказать. Язык не поворачивался. Мозг закипал от таких двояких по смыслу рассуждений мужа.
- Пиши отказ, Юля! И не называй его Володей. Не для таких…
Юля отключилась первая. Ее муж, ее опора и защитник ненавидит их сына. Нет. Ненавидит — это неправильное слово. Он его не принимает. И никогда не сможет принять. Все бесполезно. Разговоры бессмысленны. Уговоры не подействуют. Не в Юлиной власти изменить это. Если бы она могла влезть в голову к мужу… Почему все так сдвинулось в его мировосприятии? Почему он даже не пытается пойти на ей встречу? Может это свекровь настроила его против ребенка? Могла ли она? Могла. Сомнений нет.
Ребенок спал. Он не представлял, какие страсти сейчас бушуют над ним. Не знал, что его рождение осложнило до невероятия жизнь его семьи. Он не виноват. Он просто спал, сунув в свой исковерканный ротик собственный кулачок прямо через пеленку.
Но что ей делать? С ним. С семьей, которая отрицает его. Юля запуталась и не видела выхода. Куда ни посмотри, что ни прикинь, все плохо. Везде пострадавшие. Муж, Витя, мама с папой, Володя, который не Володя даже… А кто? Кто он теперь? Как его называть? При любом ее выборе кто-то пострадает. И больше всех — сама Юля.