— Понимаю, — Волков отвернулся и тихо добавил:
— Я все понимаю. Но документов у него с собой не было. Двое моих людей сидят в Праге и живут в том самом номере отеля, где жил Валентинов. Они даже паркет разбирали. Весь номер простучали. По сантиметру. Я им даже аппаратуру послал в Прагу. И ничего они не нашли. Никаких бумаг в номере нет.
— У него наверняка была своя агентура в Праге — уставшим голосом заметил генерал, — постарайтесь выйти на его людей. Может, удастся найти хоть какие-нибудь концы. В любом случае эти документы должны попасть к вам раньше, чем они попадут в Москву. Только тогда ты можешь спокойно хамить своим генералам. Только в этом случае, Волков. И пить твое любимое виски. Ты ведь уже нашу водку не пьешь, тебе нужно шотландское дымчатое. Совсем загордился, полковник, решил, что бардак в стране — и ты на коне. Забыл, как все в жизни меняется. И если ты документы не найдешь, то… сам понимаешь… При всех других вариантах тебя ждет пуля в затылок в лагерях Нижнего Тагила.( В лагерях Нижнего Тагила сидели, отбывая наказание, осужденные по суду бывшие работники правоохранительных органов — МВД, КГБ, прокуратуры, разведки и контрразведки.
Иногда подобные «привилегии» допускались и по отношению к крупным партийным чиновникам, осужденным на длительные сроки заключения. В обычных лагерях эти категории лиц не содержались. (Прим. авт.)) Устраивает тебя такая перспектива?
Вместо ответа Волков коротко выругался и, снова поднявшись, налил себе уже гораздо большую порцию виски, выпил одним залпом и только потом сказал:
— Найду я эти чертовы документы. Из-под земли достану, но найду.
— Правильно. И очень быстро, иначе КГБ сумеет просчитать, кто был заинтересован в убийстве резидента Валентинова. Теперь давай о главном — через три дня получишь новый конверт. Обговори другой банк, в который они должны перевести деньги. На этот раз это будет люксембургский банк. Я дам тебе точные реквизиты. И объясни, что мы будем каждый раз менять банк, куда они будут переводить деньги. Ты меня понимаешь?
— Они говорят, что им удобнее в немецкий банк.
— Это им так удобнее, — заметил Сизов, — а нам нет. Поэтому пусть выполняют все условия по нашим договоренностям. Понял?
— Да.
— Теперь можешь идти. Машина у тебя внизу?
— Конечно.
— Мог бы приехать и на такси.
— В такую погоду? — изумился Волков. — На улице собачий холод. Где я найду ночью такси? Да и потом — таксисты с Западной стороны не любят ездить в Восточную зону. Они еще плохо ориентируются и боятся сюда ездить.
— Хотя бы поменяй машину, — посоветовал генерал, — и будь осторожен.
Какой номер на твоем «БМВ», прежний?
— Ну конечно.
— Увидимся через два дня. До свидания. Волков кивнул и вышел, захватив свое пальто и шляпу. Закрыл за собой дверь. Вызвал лифт. Уже в подъезде надел пальто, шляпу и, подняв воротник, поспешил к машине.
Сизов увидел мелькнувшую фигуру из окна квартиры. Заметив, что машина отъехала, он подошел к телефону. Немного подумал и, подняв трубку, набрал номер.
— Это я, — сказал он, — действуйте как договорились. Номер его автомобиля прежний.
— Вас понял, — услышал он ответ и сразу положил трубку.
«Так надежнее», — подумал генерал. Пусть хоть немного понаблюдают.
Может, это он сам проболтался. Или, еще хуже, работает на несколько хозяев.
Нужно будет звонить в Москву, доложить, что первые поступления уже прошли. А эти армейские генералы думают, что он старается ради них. При этой мысли Сизов улыбнулся. «Действительно смешно», — подумал он.
Москва. 20 января 1991 года
В этот день было обычное совещание у председателя КГБ. Докладывали руководители главных управлений и отделов. Больше обсуждали положение на Ближнем Востоке и в Кувейте. После того как все вышли, Крючков попросил задержаться Шебаршина.
— Какие-нибудь новые данные по убийству Валентинова у вас уже появились? — осведомился своим бесцветным голосом Крючков.
Это было в его правилах. Он никогда и ничего не спрашивал при посторонних людях, даже если эти посторонние были его заместителями, с которыми он работал много лет. Годы, проведенные в ЦК КПСС и КГБ СССР, научили его сдержанности. По натуре замкнутый человек, Крючков был фанатично предан работе и часто перестраховывался в ситуациях, когда можно было несколько рискнуть. Что касается секретности, то это был, по его глубокому убеждению, основной показатель профессионализма. Именно поэтому он задал вопрос лишь после того, как остался вдвоем с Шебаршиным.
— Ничего нет, — вздохнул генерал, — я думал подключить к этому расследованию Дроздова.
Это был один из руководителей управления, осуществлявшего активные действия за рубежом. Дроздов особо отличился в Афганистане, и теперь его управление структурно входило в Первое главное управление КГБ СССР.
— Да, — подумав, ответил Крючков, — это будет правильно. Обычными методами мы ничего не добьемся. Это такой позор. Убивают нашего резидента, о котором знали лишь несколько человек.
— У нас есть факты, указывающие, что ему удалось достать доказательства коррупции в Западной группе войск, — ответил Шебаршин, — возможно, его смерть как-то связана с этим.
— Это не наше дело, — нахмурился Крючков, пусть этим другие занимаются. Мы должны предполагать самое худшее.
Глубоко порядочный и честный человек, Владимир Крючков не любил, когда при нем даже говорили о возможности коррупции. По его глубокому убеждению, любой потенциальный взяточник был немного ненормальным человеком.
Справедливости ради стоит отметить, что к началу девяностых КГБ оставалось практически единственной структурой, не подверженной массовой коррупции. Все остальные организации, в том числе партийные и государственные органы, милиция, прокуратура, суд, давно и массово были коррумпированы. Метастазы коррупции уже поразили КГБ, когда взятки стали брать в центральных аппаратах республик Средней Азии и Закавказья. Крючков был беспощаден по отношению к подобным провинившимся сотрудникам. Но сейчас он не хотел и не мог предполагать, что убийство его резидента произошло из-за этого. Многолетняя работа в КГБ имела и негативную сторону. Теперь ему всюду мерещились шпионы и заговоры. Именно поэтому он беспокоился, что посланный резидент мог оказаться втянутым в грязную игру западных спецслужб. После своего назначения председателем КГБ в восемьдесят восьмом году он имел слишком много фактов, указывающих на активизацию действий западных разведслужб против его страны. И поэтому становился мрачнее и подозрительнее обычного.
— Нужно подключить аналитиков, — хмуро заметил Крючков, — хорошего специалиста, чтобы сумел грамотно просчитать ситуацию. Дроздов лучше ориентируется на месте. Его люди пусть работают, а аналитики просчитывают ситуацию здесь. У нас сейчас все заняты, работают на референдум.
В марте в стране должен был состояться референдум по вопросу сохранения Советского Союза как единого государства. Шебаршин знал, что итоги референдума очень волновали и высших должностных лиц в государстве, и самого президента. Но, по прогнозам аналитиков, за сохранение Союза должно было проголосовать никак не меньше семидесяти процентов от числа голосовавших.
Горбачев был недоволен таким прогнозом. Он посчитал, что КГБ сознательно исказил результаты голосования, не приняв во внимание сепаратизм прибалтийских республик, позиции Армении, где уже сидел новый национальный лидер — Тер-Петросян, и Грузии, где набравший силу Звиад Гамсахурдиа мог просто сорвать референдум. По приказу Крючкова аналитики вторично просчитывали ситуацию с референдумом.
— Давайте все-таки задействуем сотрудников Леонова, — предложил вдруг Крючков, — убийства резидента так просто не бывает. А его люди помогут все распутать.
— У нас нет лучших специалистов, — кивнул Шебаршин, — но они по вашему поручению заняты другим делом.
Генерал Леонов возглавлял одно из аналитических подразделений КГБ и обладал огромным опытом работы, успев отличиться еще на Кубе, в начале шестидесятых, когда он близко подружился с братьями Кастро. Большой вклад внес Леонов и во время советско-китайского противостояния, когда его аналитические материалы помогали правильнее оценивать действия КНР на международной арене.