– Ну... так положено. Судьба – это то, чем живет человек, а Смерть...
– И ею живет. Как тебе кажется, кого на земле больше – мертвых или живых?
– Мертвых, конечно! – охотно переключился на беседу об умозрительных вещах, ибо рассуждения о магии костей показались мне откровенной глупостью. – Люди живут десятки лет, а умирают уже столько тысячелетий...
– Небо наделяет нас судьбой, а земля – смертью. Сама земная жизнь – это нить судьбы от рождения до смерти, путь наш таков... Пыль, которую так легкомысленно носит ветер, – это кости и прах миллионов, живших до нас, мы стопами упираемся в предков, стоим на их плечах и метафорически, и буквально. Нашу судьбу знает небо, а жизнь и смерть – во власти земли. Не шути с этими силами, мальчик.
Я представил мир, населенный покойниками, среди которых в отчаянии бродит горстка живых, и усмехнулся, чтобы прогнать непрошеный страх. Учитель Доо понимающе улыбнулся в ответ и, с нарочито старческим кряхтением, поднялся с кресла:
– Сбегай-ка к книжнику, закажи сочинения Пилигрима Снисского «О вере и обычаях народов, населяющих твердь»... – испытующе смерил меня взглядом и легкомысленно махнул рукой. – Полную версию, разрешаю: ты уже не маленький.
Из лавки книжника я вышел в самый пик полуденного зноя. Обливаясь потом, добрел до кабачка Умина и решил передохнуть в полюбившемся местечке. Кабатчик суетился на кухне, даже жара была ему нипочем. Приветливо кивнув, выдал запотевший бокал холодной воды с лимоном и разрешающе махнул головой в сторону сада.
Сад был пуст, только в самой густой тени деревьев обедал десятник Гёро, так и не снявший плотной кожаной кирасы.
– Здравствуйте, господин десятник. Позволите? – под одобряющий кивок я подсел к нему.
– Здравствуй, молодой господин, – его усталое лицо прояснилось. – Тоже оценили прелести северо-западной кухни? Только Умин варит настоящую молочную кашу. Вот, пристрастился к ней в кайджунских походах...
Опять экзотическое блюдо из молока... ну и затейник этот Умин! Я с любопытством заглянул в глубокую керамическую миску, стоящую перед десятником и обнаружил какое-то подозрительное белое месиво из разваренных зерен с островками мелко порезанных персиков и лужицей расплавленного масла.
– Ка-ша? Это съедобно?
– Ну... те, кто отказывались ее есть, давно умерли с голоду... – он довольно зажмурился. – Приятно вспомнить молодость!
– Как продвигается служба? – приступил я к расспросам.
– Не за обедом... – расслабленно вздохнул он и чуть поморщился. – Не порти мне аппетит.
– Неужели не все спокойно в замечательном квартале Ворон? – не унимался я, мне было интересно узнать его мнение о происходящем. – А вот, например, кражи...
Видимо, и впрямь не все просто было с этими преступлениями, ибо старый служака мгновенно вспылил.
– Не лезь! – он раздраженно швырнул ложку в тарелку, и каша брызгами разлетелась по столу. – Ради Судьбы и Смерти, не лезь ты в эти дела!
– Это почему же? – я почти хамил, возмущенный переменой его тона. – Мне стоит начинать беспокоиться о сохранности накоплений? – я чуть не рассмеялся, представив кражу риса и окорока из кухонной кладовой.
– Единственное, что меня беспокоит, – жестко парировал стражник, пристально глядя мне в лицо сузившимися глазами, – это твое неуемное желание сунуть нос в дела, которые тебя совершенно не касаются. Кто бы ни был в этом замешан, местные будут покрывать друг друга до последнего. А ты – чужак. Ты всегда будешь здесь чужаком. И если кто-нибудь поймает тебя на чрезмерном любопытстве... Если это будет кто-то серьезный, то я только и смогу, что выловить твой труп из озера.
– Моя семья... – гордо приподнял я подбородок, несмотря на холодок, пробежавший по позвоночнику.
– Да плевать им на твою семью! Выдадут вместо виновного какого-нибудь бродягу без рода, без племени... твоя семья никогда не узнает правды. Ты мал еще. Ни черта не понимаешь!
– Так ведь духи... – не унимался я. – Мельхиор говорил...
– Какие духи?!! – и десятник выдал тираду, какую я никогда не встречал в своих книжках. – Духи не оставляют следы грязных сапожищ вот такенного размера!..
Он понял, что проговорился, и помрачнел:
– Не порти мне аппетит, молодой господин. И, ради Судьбы, держись от всего этого подальше.
Я мрачно пил свою воду. Айсин Гёро не менее мрачно ел свою кашу.
– Извините, я просто хотел помочь. Вдруг что-нибудь узнаю... Сболтнет кто-нибудь о нужном...
– Сиди тихо, потому что если ты что-то узнаешь, я тебе помочь ничем не смогу, – он настороженно покосился на меня. – Скольких молодых из десятка я уже здесь потерял... таких же... чужаков. И не вздумай приходить со своими сведениями в Управу. Иди. Я и так наболтал лишнего.
Я вернулся в кухню и отдал пустой стакан хлопочущему у очага Умину:
– Спасибо, ты спас меня. Жара стоит просто невыносимая.
– Разозлил нашего служаку? – подмигнул южанин. – Вот уж где характер... Сторожевой пес и то дружелюбнее.
– Да я вообще не понял, почему он на меня раскричался, – пришлось изображать смущение и возмущение. – Всего-то и спросил, как уберечься от краж?..
– Это все жара, – понимающе закивал Умин. – Она людям мозги туманит почище дурман-травы, – он снял с огня казан с рисом и переставил его на каменный стол. – Ничего он не знает, десятник наш... ни как уберечься, ни как уберечь. Да ты не тревожься, что у тебя воровать?
– Нечего, да, но разве воры об этом знают?
– Видимо, знают, потому что грабят лишь богатеев. И то по чуть-чуть, от них не убудет.
– Ну хоть ты меня успокоил... – улыбнулся кабатчику.
Еще раз произнеся слова благодарности, я вышел в уличный зной, размышляя о том, каким образом благочестивый северянин смог узнать о нашей «ссоре» с десятником, если кухонное окно выходило на противоположный угол сада.
Разговор с Айсином Гёро недолго занимал мои мысли. В принципе, его подозрительность к местным жителям была вполне оправданной: вряд ли кто спешил помогать ему в нелегком деле поддержания порядка или вместо него расследовать преступления. Мне же квартал Ворон казался вполне приятным тихим местечком, населенным мирными обывателями, живущими в ладу с соседями и совестью, поэтому предостережения старого служаки казались надуманными. Тем не менее, его слова о чужаках, которых никогда не примут в свой круг жители квартала, подтолкнули мои мысли в новом направлении. Гёро прав, любой незнакомый человек привлекает пристальное внимание горожан, что не на руку ворам. Достаточно вспомнить слухи и сплетни о «таинственном незнакомце»... выяснить бы еще, кстати, кто он? Но эти воры прекрасно ориентируются не только в расположении улиц и переулков, что позволяет им незаметно покидать места преступлений, но и в социальном статусе пострадавших. Мощь государственного сыска не будет задействована из-за ограбленных – слишком мал их общественный вес и не критичны потери. Хотя, подозреваю, если бы вторглись в дом господина Дзиннагона, то привлечение специалистов – сыщиков из соответствующего клана Иса – было бы предрешено, несмотря на размер ущерба. Воры это учли.
Далее. Судя по всему, воры прекрасно ориентировались в жилищах пострадавших. Они шли прямиком к цели, не блуждая по комнатам и подвалам, не заскакивая наугад в кладовки и закоулки. Следовательно, они не раз бывали в гостях у своих будущих жертв. Или их снабдил нужной информацией кто-то знакомый и с планировкой домов, и привычками хозяев. А если любой незнакомец сразу вызывает настороженность... то из всего этого следует вполне логичный вывод: кражи никак не мог совершать возникший из ниоткуда чужак.
Но кто из милых и приветливых соседей способен на такое? Кто способен изготовить артефакт невидимости столь варварским способом? Этот человек явно опасен для общества, ибо притворяется невинной овечкой, имея сущность волка... нет, не волка – шакала!
Я опять вернулся к ситуации столкновения с прохожим-невидимкой – на сегодняшний день это мой главный подозреваемый. Женщиной он являться не может – шаги, которые слышал во тьме, были явно мужскими. Так же из кандидатов на роль квартального вора и кошачьего садиста выбыли щуплые и низкорослые, как и слишком сильные и высокие. Первые не смогли бы так легко столкнуть меня с места – тренировки искусства «единой нити» уже благотворно сказались на моем еще не очень массивном костяке, и потерю равновесия на ночной дороге до сих пор считаю непростительной. Если же допустить, что меня мог толкнуть кто-то вроде кабатчика Умина или десятника Гёро... вряд ли я смог бы удержаться на ногах, это стоит признать честно. Да и толстяки-сибариты вроде Суфьяна ад-Фатыха или Мулиле Ананта не очень представимы в этой роли. Таким образом, наш подозреваемый является мужчиной достаточно крепкого, но не богатырского сложения, не обладающим навыками боевой подготовки, но и не неженка.