В Советской армии 1980-х среди старослужащих «дедов» прижилась такая формула унижения: «Вот тебе, салага, рубль, принеси водки, колбасы и трешку сдачи». Примерно в такое же положение был поставлен и начальник боерайона Аркадий Голиков. Поэтому и множились доносы в ГПУ, что у Голикова: «Соловьев не ловится».
Но даже в этих невыносимых условиях он умудрялся хорошо воевать. И Соловьев попадал в его пулеметные ловушки, терял людей и сторонников…
В 1924 году медкомиссия в Москве подписала двадцатилетнему Аркадию Голикову приговор: «Не годен». Он стоял перед ними, оторопевший юноша-атлет с крепкими бицепсами, растерянно улыбался: неужели это накачанное, тренированное тело больше не нужно армии?…
«Гайдара» придумал в Ленинграде, в трудном 1925 году. Нищета оказалась ловчее петлюровцев, застала врасплох. Пока правил страницы своего первого большого труда «В дни поражений и побед», распродал все, что имел, – шинель, френч, папаху, сапоги. Сложил заунывный стих:
Все прошло. Но дымят пожарища,
Слышны рокоты бурь вдали.
Все ушли от Гайдара товарищи.
Дальше, дальше вперед ушли…
Думал, написал роман. Старшие товарищи, писатели Федин и Слонимский, сказали – повесть. Тогда же произошло первое творческое открытие – оказывается, писать можно и о том, чего не видел. Можно придумывать. До этого он считал, что имеет право публиковать только свой личный опыт.
Повесть вышла в альманахе «Ковш», подписанная еще родной фамилией – Голиков.
А «Гайдаром» стал 7 ноября 1925 года, сдавал рассказ «Угловой дом» – написал для пермской газеты «Звезда», где работал фельетонистом.
Главный биограф Гайдара Борис Камов говорит о хакасском происхождении звучного псевдонима. «Хайдар». Версия первая: «лингвистическое недоразумение». Голикову казалось, что «Хайдар» означает «командир» или «всадник», а звучное слово оказалось наречием «куда».
Имеется и вторая версия от сына Тимура: «Гайдар» – сложная аббревиатура, замешанная на шифре еще времен реального училища. «Г» – первая буква фамилии Голиков; «ай» – первая и последняя буквы имени; «д» – по-французски – «из»; «ар» – первые буквы названия родного города. Г-ай-д-ар: Голиков Аркадий из Арзамаса.
Детский писатель.
4
Сложный, о двух концах, эпитет – «детский». Когда-то эта «детскость» помогла бывшему солдату окопаться в литературе. Сам Гайдар признавался, что только «из хитрости назвался детским писателем». Хитрость удалась, более того – прижилась, обозначив творчеству Гайдара четкую возрастную планку – по юность включительно.
Детский писатель оказывался сродни детскому питанию. Чуковский или Барто превращались в блюда для малышей, которым от двух до пяти: «Ехали медведи на велосипеде» или «Наша Таня громко плачет». А Гайдар предназначался детям от шести до пятнадцати. Кто помладше – тому «Чук и Гек», кто постарше – тому «Тимур» или «Школа». А дальше наступал черед взрослых авторов…
Детская литература явление позднее. Как и сама категория детства, которой до семнадцатого века попросту не существовало. Ребенок Средневековья и Возрождения был кем угодно: «карликом», слабосильным организмом, но не «цветком жизни». Малолетний вор получал тоже самое число плетей, что и вор совершеннолетний. Трехлетний герцог с мокрыми панталонами считался дворянином и господином.
Литература, как религия и одежда, была одна для всех возрастов. О «детстве» впервые задумался активно развивающийся протестантский мир. Миссионерство в первую очередь распространилось на детей. Их стали воспитывать.
«Счастливое детство» оборачивалось рабством повышенного комфорта – за «нежную» заботу следовало платить послушанием. Тогда же появилась и литература «для маленьких» – дидактические тексты по библейским сюжетам, только на новый лад.
В известном смысле это была агитационная вспомогательная программа по ограничению, воздержанию, дисциплине. Уже к середине девятнадцатого века эти нравоучительные опусы сделались объектом острых насмешек.
Не следует также путать тексты «про детей» с текстами «для детей». Марк Твен с «Томом Соером», гениальным «Гекльберри Финном» – это литература «о детях». Так получилось, что ввиду книжного дефицита подобные романы предложили самой юной читательской аудитории.
Вальтер Скотт, Джонатан Свифт, Даниэль Дефо, Александр Дюма, Роберт Стивенсон, Фенимор Купер, Жюль Верн, Майн Рид – этот список можно продолжать хоть до Конан Дойля – в свое время все они были «взрослыми» писателями, которых подросшее человечество вручило новому поколению детей.
Так младшему брату по наследству достаются штаны и куртки старшего брата. Дети нового века «донашивали» взрослую беллетристику былых времен – про рыцарей, индейцев, разбойников, пиратов и сыщиков.
Поэтому «Детская Литература» в чистом виде, как мы ее себе представляем, произнося это словосочетание, – продукт двадцатого века.
Русская же детская литература сформировалась только в советский период. До этого имелся лубок, классика в виде недетских сказок Пушкина, Ершова, Одоевского, переводной авантюрный роман, журнал «Задушевное слово» со слезливыми историями Чарской о девочках и сиротках.
«Детское» понималось как нечто упрощенное (Энциклопедия для детей) предельно цензурированное, надклассовое, нравоучительное и бесполое.
В набоковском романе «Защита Лужина» отец главного героя занимается производством такой вот нравственной пищи для учащихся: «Приключения Антоши, изд. Сильвестрова» – на обложке «ясноокий гимназист кормит облезлую собаку завтраком».
Это то, что преобладало: вместо реальных детей по литературной сцене расхаживали ряженые писклявые травести, которым суфлировали почтенные писательские дяди.
А потом была революция и Гражданская война. Детство на время обрело страшную свободу. Процветали проституция, воровство, бандитизм, бродяжничество. Новой власти пришлось брать распоясавшихся беспризорников под уздцы. Тогда же зародилась советская детская литература. И Гайдар стоял у ее истоков.
Непонятно, что было раньше: все эти Димки, Вовки, Федьки, обучившие Гайдара своим речевым оборотам, или их изобрел и сложил сам Гайдар, а затем Мишки Квакины и Юрки Ковякины бойко заговорили на звонком и веселом гайдаровском наречии?
До этого уже были попытки внедрить «живую» детскую речь в литературу. Современнику Гайдара, замечательному писателю Леониду Пантелееву, в повести «Республика Шкид» удалось зафиксировать трагичный новояз детства, пережившего революцию, войну и разруху. Дефективные отроки Пантелеева говорят на смеси воровского жаргона. По большому счету они – умудренные «взрослые» лилипуты, униженные и развращенные.
Насколько достоверной была пантелеевская «феня»? Она все-таки результат художественной обработки, в которой исходник доведен до комизма: «В печку мотаем, в ширму загибаем, на халяву канаем» сродни «редискам» и «петухам гамбургским» из «Джентльменов удачи».
Этот жаргон с восторгом принимался в литературу – «Республика Шкид» была в то время абсолютным хитом, – но лексика дефективных маргиналов никак не могла претендовать на статус «детского языка».
Именно Аркадий Гайдар стал создателем советского мальчишеского дискурса. Или даже больше – пионерского пиджина. Благодаря ему дети новой страны обрели нормативный язык – «пиджин-гайдар», на котором коммуницировали в художественных мирах (вплоть до развала Союза).
Благодаря Гайдару обрели свои голоса герои Носова, Драгунского, киноперсонажи «Приключений Электроника» («вокальные партии» озвучивала грубоватым голосом подростка Елена Камбурова) и «Гостьи из будущего».