Эта дама вполне могла оказаться завсегдатаем таких театрализованных представлений, как, например, «Плавильный котел». На одном из них – он состоялся в День независимости в городке, где жили и работали иностранцы, – как-то раз побывал мой друг. В центре бейсбольного поля на второй базе водрузили гигантский котел из дерева и ткани; с двух сторон к краям котла вели ступеньки. Публика расселась, заиграл оркестр, и на поле вышла процессия, которая состояла из людей разных национальностей, работающих на фабриках города. Люди были одеты в национальные костюмы, они пели народные песни, танцевали народные танцы и несли флаги стран со всей Европы. Церемониймейстером был директор начальной школы в костюме дяди Сэма. Он и провел всю процессию к котлу. Люди поднялись по ступенькам, потом спустились внутрь котла, а он ждал их с другой стороны. Рабочие показались уже в котелках, в пальто, брюках и жилетах, с накрахмаленными воротничками и галстуками в горошек, и все распевали «Знамя, усыпанное звездами», гимн США.
Организаторам этого театрализованного представления и, вероятно, большинству участников казалось, что им удалось выразить, сколь трудно устанавливать дружеское общение между народами, которые до этого жили в Америке, и новыми ее жителями. Но их человечности помешала противоречивость стереотипов. Такой эффект прекрасно известен людям, которые меняют имя. Они хотят изменить самих себя, а вместе с тем и отношение к себе других.
Некоторая связь между происходящим снаружи и сознанием, посредством которого мы все наблюдаем, конечно, есть. Так, например, на какой-нибудь оригинальной вечеринке могут присутствовать длинноволосые мужчины и женщины с короткими стрижками. Но для наблюдателя, который спешит, достаточно и поверхностной связи. Если среди присутствующих людей окажутся две женщины с короткими стрижками и четверо бородатых мужчин, для журналиста, который заранее знает, что на эти встречи ходят люди с такими вкусовыми пристрастиями, вся аудитория будет состоять из коротко стриженых женщин и мужчин с бородами. Между фактами и тем, как мы их себе представляем, связь часто странная. Человек редко обращает внимание на пейзаж, – разве что он хочет понять, можно ли землю поделить на строительные участки. При этом он видел множество пейзажей, украшающих стены в гостиных. Именно они научили его представлять пейзаж, как розовый закат или проселочную дорогу с церковным шпилем вдалеке под серебряной луной. И вот этот человек уезжает за город и часами не видит вокруг ни одного пейзажа. Но потом садится солнце, окрашивая все вокруг в розовый, и он сразу понимает: да, это точно пейзаж. Даже восклицает: «Как прекрасно!» А спустя пару дней, если он попытается вспомнить увиденное, ему на ум, скорее всего, вновь придет какой-нибудь пейзаж из гостиной.
Если он не был пьян, не спал и с головой у него все в порядке, то он действительно лицезрел закат, просто увидел и, главное, запомнил из увиденного больше то, что научили его замечать образцы масляной живописи, а не то, что увидел бы и унес бы с собой, например, художник-импрессионист или культурно развитый японец. И японец, и художник, в свою очередь, тоже увидят и запомнят больше ту форму, с которой прекрасно знакомы. Хотя может оказаться, что они попадают в ту редкую категорию людей, которые помогают человечеству обрести свежий взгляд. Когда мы не обучены наблюдать, мы ищем в окружающей среде легко узнаваемые знаки. Эти знаки обозначают идеи, а идеями мы пополняем наш запас образов. Мы не столько видим конкретного человека и конкретный закат, сколько отмечаем, что речь в целом идет о человеке или закате, а затем подставляем картинки, которые уже есть в нашей голове.