— Тогда и я уверена, — согласилась Элис, хотя Ларкин скорее напоминала ей дикого зверька, чем цивилизованного ребенка. — Как же вышло, что тебя называют «Справедливая»?
— Потому что не вырвала глаз одному, хотя и могла, вот как, — девочка запустила руку за ворот рубахи и извлекла оттуда цилиндрический белый предмет длиной с ладонь — видимо, костяной, с вырезанным на конце крюком в виде когтя. Предмет висел у нее на шее на кожаной тесемке. — Это вот глазодер, — объяснила Ларкин. — Суешь его гаду вдоль носа прямо в глаз и проворачиваешь. Мне это дал один матрос, знакомый моего папаши — привез из Африки, добыл у единорога. Это его рога кусок. Я-то знаю, как с ним управляться.
— Значит, это рог единорога? — Элис пристально смотрела на девчонку, пытаясь понять, не шутит ли та. На вид Ларкин было не больше десяти. — И где же теперь твой папаша? — спросила она.
— Скурился. Мы жили больше в Лаймхаузе, у него там была койка в притоне Тай-Линь. Я сбежала, когда он сыграл в ящик. Они хотели отдать меня Мэри Джеффрис, сделать из меня шлюху, но я слиняла. А мать я не помню.
— Очень сожалею, — посочувствовала Элис, а Ларкин пожала плечами, видимо, не разделяя сожаления Элис. — Что ж, рада что ты оставила… глаз этому человеку. Царь Соломон это бы одобрил. Имя тебе определенно подходит.
Глазодер исчез в лохмотьях, а Ларкин вернулась к своему тосту. Элис отпила крепкого кофе и снова подумала о Лэнгдоне. Конечно, он в любой момент мог появиться в дверях — ведь это тот самый завтрак, «ради которого стоит съездить в Лондон». Не первый раз муж исчезал в погоне за внезапно возникшей… какофонией, ограничиваясь лишь расплывчатыми объяснениями. Однако некоторые обстоятельства настораживали — то, что он спал в мокрой одежде, например, и то, что постарался не разбудить ее. Возможно, все дело просто в тактичности, сказала она себе.
— Мы с Ларкин собираемся сегодня выдернуть дядюшку Гилберта из его бочки, если ты по-прежнему готова нам помочь, Элис, — Табби освобождал на столе место для тарелок с колбасками, яйцами, бобами, беконом и черным пудингом, которые несли им из кухни. — Он очень высокого о тебе мнения, как ты знаешь. У тебя есть к нему подход.
— Безусловно, я сделаю все, что смогу. Как мы его найдем?
— Я сегодня встал рано и поговорил с Уильямом Биллсоном, а тот, в свою очередь, навел справки у Ларкин. Ларкин, видишь ли, возглавляет шайку пиратов, и нам удалось привлечь их на свою сторону в качестве наемников. Рад сообщить, что мы установили очень строгие правила, запрещающие любое членовредительство. Мы договорились об оплате, они разбежались в разные стороны, а через полчаса двое вернулись и доложили, что сегодня начинается миграция от Лондонского моста — как раз от того места, где этот шарлатан Диоген ведет свою торговлю. Бочкари собираются пуститься в плавание с началом отлива. У меня есть сведения, что фракция Примроуз-Хилл тоже с ними.
— Миграция?
— Судя по всему, эти несчастные собираются пуститься в плавание.
— Это превращает их в угрей, — сказала Ларкин, — и им нужно плыть в море.
— Что превращает их в угрей? — спросила Элис.
— Порошок. Одних быстро, других помедленнее. Я знаю Красные жилеты, они мне рассказывали. Один мой приятель, Чарли, и еще Джек Сингер. Говорю вам, все дело в этом порошке. Истолченные в порошок сушеные стеклянные угри и еще какие-то «химикаты». Старина Диоген сушит этих угрей на солнце со стороны Бромптона, у кладбища. Чарли говорит, когда жара, вонь стоит до самого Патни. Чарли не соврет, да и я тоже не врать не стану. А их домой тянет, угрей-то этих. Кишки у них перед этим раскисают, и они перестают есть.
— И где же дом? — спросила Элис.
— В траве морской, — ответила Ларкин.
— В Саргассовом море. По крайней мере, как говорят, — сказал Табби.
Элис молча смотрела на него.
— А этот Диоген весьма предприимчив.
— Богатый, вот он какой, — сказала Ларкин, — но, Чарли говорит, удача ему изменила. Чарли и Джек Сингер собираются слинять, пока его не зацапали фараоны.
— То есть полиция, — пояснил Табби Элис, и та кивнула в ответ. — Что несколько осложняет дело. Если власти запретят бочки и разгонят фракции, начнется переполох. Скитальцы ни за что не откажутся от своей миграции. Но гораздо проще освободить дядюшку из бочки, чем из Ньюгейтской тюрьмы.
— Тогда я с вами, — сказала Элис. — Какой у нас план?
— Я обещал шайке Ларкин по две кроны каждому, если они устроят, что называется, диверсию — в идеале, что-то вроде беспорядков. А мы тем временем выдернем дядюшку из флотилии и скроемся вместе с ним.