Боннет нетерпеливо ждал появления Элис и уже почти уверился, что она так и не появится — не столько из-за шторма, сколько потому, что поставила на нем крест, предоставив его своей вполне заслуженной участи. Он ее не винил. Он и сам давно поставил бы на себе крест, будь у него достаточно решимости затянуть на шее петлю, забраться на табурет и оттолкнуться. Но решимости, как и многого другого, ему не хватало.
Задумавшись о том, как низко он пал, Боннет испустил вздох, который едва не превратился во всхлип. Он с отвращением посмотрел на стоящий перед ним полупустой стакан слабого пива. Густое от осадка пиво пахло хлебом; когда он был маленьким, отец уверял его, что два стакана этого пойла вполне заменяют завтрак: не только пена, но и вполне сытная еда. Его отец, человек от природы добродушный, спился и умер много лет назад, и Коллиер, которого родственники отправили жить к дядюшке, дорожил скудными воспоминаниями об отце, особенно в одинокие и тоскливые моменты.
Он снова глянул в окно, в надежде увидеть Элис, но вместо нее увидел мужчину, прячущегося от ливня под нависающим вторым этажом стоящего через дорогу ветхого здания с обрушившимся фасадом. За ним скопилась стайка чаек, повернувшихся спиной к ветру. Мужчина походил скорее на моряка, чем на бродягу, и то и дело поглядывал на окно, где сидел Боннет. Устроившись поудобнее, он раскурил трубку, дым которой уносил морской ветер.
Гостиница «Латам», где остановился Боннет, стояла всего ярдах в пятидесяти от начала Парадайз-стрит. В этой старой гостинице на утесе номера сдавались на час, на сутки или на месяц — в зависимости от того, какое дело привело постояльца в это промозглое место. По бедности Боннет ночевал в своем фургоне или, в теплые ночи, на конюшне вместе с пони, убирая фургон с улицы от посторонних глаз. Он умывался у насоса и чувствовал себя в относительной безопасности, хотя долго так продолжаться не могло. Сама гостиница представляла собой лабиринт комнат, где он мог мгновенно скрыться, если враги его найдут.
Конечно, остается шанс, что Элис все же не поставила на нем крест. Если это все та же Элис, какую он знал много лет назад, если время не ожесточило ее сердце. Аренда Мористого, конечно, могла все испортить.
Боннет взял старый выпуск «Американ Ревю», лежавший рядом со стаканом обложкой вверх, открытый на странице с «Правдой о том, что случилось с мистером Вальдемаром» — странным и жутким рассказом Эдгара Аллана По о живых мертвецах. Он попытался перечитать рассказ, но почти сразу закрыл журнал, не в состоянии сосредоточиться на чтении.
Он пришел к выводу, что рассказ «Правда о том, что случилось с мистером Вальдемаром», в последние годы выходивший под разными названиями, — правдивая в существенных деталях история. Это было описание действительных событий, как и говорилось в названии, а не плод вымысла. Самого По нашли в горячке на улице в Балтиморе, уже при смерти, одетого в чужую одежду, и он успел назвать имя «Рейнолдс», прежде чем испустить дух от ужаса — если верить словам врача, изучавшего лицо покойника в морге.
Загадочный Рейнолдс был одним из друзей По — увы, безумцем и преданным поклонником Франца Месмера, приверженца животного магнетизма. Как казалось Боннету, безумцы говорят правду ничуть не реже, чем люди в своем уме; возможно, даже чаще, потому что душевнобольные обычно говорят то, что кажется им истиной, а здоровые нередко прибегают ко лжи.
Боннет праздно задумался о том, что за человек прячется на другой стороне улицы — опустившийся моряк в поисках укрытия от непогоды или кто-то более опасный. Задняя дверь «Ласточки» стояла незапертой, как он самолично предварительно убедился, и он достаточно хорошо знал Эсмеральду, прислуживавшую в трактире, чтобы ей доверять. Вполне возможно, она к нему неравнодушна… Он обернулся и встретился с ней взглядом, а та подмигнула в ответ и принесла еще стакан пива.
— Ждешь друга? — спросила она, откинув волосы назад и положив руку ему на плечо.
— Мою кузину Элис, — ответил он. — Не видел ее… — он покачал головой, — много лет.
— Она настоящий верный друг, если появится в такое утро.
— Так и есть, настоящий верный друг, — если, конечно, не вышвырнула его из своей жизни, как фальшивую монету. Эсмеральда похлопала Боннета по плечу и пошла по своим делам, оставив его предаваться размышлениям.