— Наслышан о ваших похождениях, сэр, — улыбнулся ему Сент-Ив. — Очень надеялся здесь вас найти.
— А я о ваших, профессор, — ответил Крижанек.
— Каким образом? — спросил Сент-Ив, удивленный услышанным: ведь Крижанек пропал двенадцать лет назад. Его вопрос повис в воздухе, когда в просвете между деревьями футах в сорока перед ними показалась чудовищная ящерица, судя по размерам, способная легко проглотить средних размеров свинью, — возможно, это был варан, но никак не меньше десяти футов в длину. Рептилия вызвала некоторое оживление среди дикарей: один из копьеносцев изготовился пуститься в погоню, однако вождь свистом остановил его.
— Какое это имеет значение? — вздохнул Крижанек. — Не стоило мне об этом упоминать.
Сент-Ив, завороженный видом гигантской рептилии, не сразу понял смысл фразы поляка. Однако действительно не имело особого смысла продолжать расспросы о его собственных «похождениях». После этого между ними завязался обычный разговор — об общих друзьях, жизни в Мейдстоуне и в Айлсфорде и семье Крижанека, пребывающей в добром здравии.
— Двадцать шесть внуков в общей сложности, — сообщил ему Хэмпсон.
— Господи боже! — вскричал Крижанек. — Двадцать шесть?
— Вы самый настоящий патриарх.
— Я ужасно боюсь быть патриархом. Но не могу сказать, что не скучаю по ним — тем, кого знаю. Без сомнения, я еще научусь скучать по тем, кого не знаю, ибо наши шансы покинуть этот проклятый остров крайне невелики. Значит, вы нашли мою записку? Я послал ее вниз по реке. Я бы и сам отправился туда, но тогда вы нашли бы не бутылку, а мой труп.
— Мы действительно ее нашли, — подтвердил Сент-Ив. — Бутылка лежала в луже, куда с неба чудесным образом падает вода — вода из того самого ручья на лугу, где мы приземлились.
— И где появился водопад, над Сануиджем?
— Нет, — ответил Хэмпсон. — Луг недалеко от Тернхема. Увы, у нас не было времени доставить записку вашей жене, Памеле.
— Мы спешили отправиться в полет, не теряя ни секунды, — добавил Сент-Ив. — Я боялся, боюсь, что этот занавес, если можно его так назвать, просто исчезнет — что, очевидно, и произошло после того, как вы пролетели сквозь него над Сануиджем.
— Тут вы совершенно правы, профессор, — кивнул Крижанек. — Он совершенно точно закроется, как только кончится прилив солнцестояния.
— Прилив солнцестояния, говорите? Не вполне понимаю этот термин. Какое он имеет отношение к закрытию занавеса?
— Вы, несомненно, хорошо осведомлены об океанских приливах, профессор, но это прилив другого рода — космический прилив, если хотите, или небесный. Пожалуй, это ненаучно и неканонично, но совершенно бесспорно.
— А я бы, пожалуй, поспорил, — ухмыльнулся Сент-Ив.
— Пустая трата времени, уверяю вас. Я ломал голову до умопомрачения, но в конце концов смирился и обжился здесь, чтобы изучить это дикое место. И вот что я узнал, к своему огорчению: занавес, как вы его назвали, прекратит свое существование, как только прилив спадет, и мы, полностью отрезанные от нашего мира, останемся здесь, невзирая на все ваши сомнения. Мы должны подняться на вашем шаре, пока прилив прибывает. Если повезет, нас затянет обратно в портал. Впрочем, в данный момент мы пленники великого бога Форта, которому я не верю ни на грош.
— Форт? — спросил Хэмпсон. — Странное имя для бога. Вы имеете в виду бога в каком-то абстрактном смысле слова?
— Обычный живой человек. И мошенник. Он, этот Форт, — американец, ему, кажется, нравится мое общество, поскольку аборигенов невозможно научить играть в карты. Они считают его богом, а он это поощряет, подкупает их дешевыми побрякушками и карамельками. Да вы скоро сами с ним познакомитесь.
Они вышли на чисто выметенную прогалину. Над ними высилось многоуровневое жилище, построенное на толстых ветвях баньяна. Вокруг ствола вилась спиральная лестница. Несколько комнат, устроенные на толстых, уходивших в землю воздушных корнях, покрывали соломенные крыши, а крышей самой верхней служила, судя по всему, оболочка воздушного шара Крижанека — вся изорванная, хотя воздухоплаватель и пытался местами ее зашивать. Стены дома были сделаны из палок и прутьев, а в окнах на легчайшем бризе, проникавшем между деревьями, колыхались тюлевые занавески.