— Тебе нечего бояться, — сказал Брук, видя замешательство мальчика, и с этими словами открыл ящик письменного стола и достал оттуда пергаментный сверток. — Может, хочешь леденец? — не ожидая ответа, он вытащил длинный леденец из обертки, сломал его о край стола и протянул щедрый кусок Виллуму, который тут же схватил лакомство, зажал его в кулаке, а кулак засунул между коленями.
Потом мальчишка боязливо огляделся и, видимо решив, что все пути к бегству отрезаны, заговорил:
— Я видел, как убили Пинка. Тот тип пырнул его ножом. Вот сюда, — Виллум ударил себя в грудь рукой с зажатым в ней куском леденца, словно ножом.
— Видел своими собственными глазами? — переспросил Брук.
Виллум кивнул.
— Я работал у Пинка. По крайней мере, иногда. Я сидел там, в старом сарае, и все хорошо видел в окно.
— В той полуразвалившейся хибарке на заднем дворе, там?
— Точно так, сэр. Пинк иногда давал мне шиллинг, и он сказал, что я могу там ночевать, там хоть есть крыша.
— А тот, что убил Пинка, — разве это не тот, кто сидит у меня здесь, в этой самой тюрьме?
— Вашего я видел, сэр. Высокий такой. Худой. У него волосы еще торчком на голове и уши вот такие… — Виллум для наглядности приставил ладони к ушам. — Он был в красных гамашах, а штаны у него полосатые, и на заду заплата пришита.
— Все правильно. Вижу, ты честный мальчик. И что же ты видел, что он делал?
— Так вот, сэр… — и Виллум рассказал констеблю все в точности, как уже рассказывал раньше Сент-Иву: что Кракен зашел в мастерскую Пинка через заднюю дверь и что Пинк сломя голову выбежал на улицу навстречу своей участи — коренастый человек, лицо которого скрывал капюшон, ударил его ножом в грудь. — Он только чуточку повыше, чем мистер Пинк, но ужас какой сильный, как мой папаша, тот на стройке грузчиком работал. Старина Пинк упал навзничь, а этот тип поставил его на ноги, словно он ничего не весил. Пинк хотел убежать, кровь у него так и хлещет, но тот затащил его вверх по лестнице и закинул внутрь. А потом убежал он, тип этот.
Брук откинулся в кресле и на минуту задумался.
— Билл Кракен утверждает то же самое, профессор. Это, конечно, ничего не значит, если только его слова. Пока кто-то другой не подтвердит его рассказ, он не стоит и фартинга. Кракен говорит, что Пинк ударил его по голове стеклянным пресс-папье и потому у него на голове рана. Но зачем Пинку его бить, если Кракен на него не нападал?
— Я уже говорил вам об этом, — сказал Сент-Ив. — Снимки так называемых ведьм не что иное, как ловкая подделка. Пинк изготовил их у себя в лаборатории из фотографий, снятых на вечере у Матушки Ласвелл. Однако что-то у него пошло не так. Его наниматели решили заставить подельника замолчать — по крайней мере, так я думаю, — а Билл застал его, когда он собирался бежать.
— А что же тогда мертвый младенец? Не такой же Пинк злодей, чтобы убивать ребенка.
— Не спорю, мертвый младенец настоящий, хотя вся эта история и выглядит в высшей степени подозрительно. Уверен, Пинку хорошо заплатили, чтобы он подделал улики.
Снаружи послышался шум подъехавшей повозки.
— А вот и доктор Пулман, — заметил Брук. — Я задам все необходимые вопросы, если вы не возражаете, профессор.
Вскоре дверь распахнулась и вошел коронер в своем замызганном белом халате и с остывшей трубкой в зубах. Они обменялись приветствиями, и Пулман сел в свободное кресло.
— Короче говоря, младенец мертворожденный, — объявил он. — Он не сделал ни одного вдоха. Их не так уж сложно раздобыть. Есть повивальные бабки, которые зарабатывают себе на булавки, продавая таких бедняг. В общем, нет никакого убитого младенца, есть тело так и не родившегося младенца.
— А кровавая рана откуда? — спросил Брук.
— Кровь скорее всего свиная, хотя сгодится любое животное. Будь кровь свежая, я мог бы говорить с большей уверенностью, что она не человеческая, но, засыхая, клетки крови сжимаются и съеживаются, и становится практически невозможно отличить человеческую кровь от крови животного. Как бы там ни было, у мертвых раны не кровоточат. Кровь, я бы сказал, — это театральный реквизит.
— Понимаю, — Брук выглянул в окно. Ветер окреп, и его порыв поднял целую кучу листьев. — Одну секунду, джентльмены, — констебль вышел и тут же вернулся, ведя перед собой осунувшегося Билла Кракена.
— Вот, он самый! — воскликнул Виллум, приподнявшись в кресле и указывая пальцем.
— Ты уверен? — спросил констебль Брук. — Не только красные гамаши и полосатые брюки? Так одеться любой может, знаешь ли.
— Нет, сэр. Это тот самый человек, он заходил в лавку Пинка, но с ножом был другой.