Таким образом, страх перед правительством и — вызванное осознанием его враждебности развитию новых возможностей производства и распределения товаров и услуг — стремление ограничить сферу его деятельности получили новое мощное подтверждение. Возможно, влиятельность нового экономического движения только возрастала от того, что оно действовало не от лица индивида и его неотъемлемых прав, а выступало от имени самой природы. Экономические «законы» (устанавливающие, что труд обусловливается естественными потребностями и является средством создания богатства; предписывающие воздержание в настоящем ради будущих удовольствий — воздержание, ведущее к накоплению капитала, который, в свою очередь, служит дальнейшему увеличению богатства), свободная конкуренция и обмен, известные как законы предложения и спроса — все это «естественные» законы. Их противопоставляли законам политики как чему-то искусственному, как творению человека. Из традиционных понятий наименьшие сомнения вызывало представление о природе, благодаря чему природа и стала чем-то таким, к чему было принято постоянно взывать. Между тем, прежнее метафизические понятие естественного закона было преобразовано в экономическую концепцию; законы природы, преломившись сквозь призму человеческого естества, регулировали производство и обмен товарами и услугами; причем наибольшее социальное процветание и прогресс обеспечивался ими именно тогда, когда удавалось оградить их от вмешательства всех искусственных, то есть политических факторов. Мнение большинства не особо щепетильно в том, что касается соблюдения логической непротиворечивости. Экономическая теория laissez-faire, основанная на вере в благотворность действия естественных законов, ответственных за поддержание гармонии между личной прибылью и благом общества, с легкостью была превращена в составную часть учения о естественных правах. Практический смысл их был одним и тем же, наличие же логического соответствия между тем и другим никого не интересовало. Поэтому протест, исходящий от школы утилитаризма, поддерживавшей экономическую теорию естественного закона в экономике, но выступавшей против теорий естественного права, не помешал широкой общественности считать первое и второе двумя сторонами единого целого.
Экономическая концепция утилитаризма явилась столь важным фактором развития теории демократического движения (но не его практики), что есть смысл изложить здесь ее основное содержание. Каждая личность естественным образом стремится к улучшению собственного положения. А достичь такого улучшения возможно только благодаря промышленности. Естественно, каждая личность лучше, чем кто бы то ни было, способна судить о том, в чем состоят ее интересы, так что если освободить человека от влияния искусственных ограничений, то наилучшим выражением его интересов явится тот выбор, который он сделает в сфере труда и обмена товарами и услугами. Так, не допуская случайностей, он будет тем больше содействовать собственному счастью, чем больше энергии вложит в работу, чем больше смекалки проявит при обмене и чем самоотверженнее будет экономить. Богатство и безопасность являют собой естественное вознаграждение за добродетельность в экономической сфере. В то же время, проявляемые индивидами трудолюбие, истовость в коммерции и разнообразные способности содействуют и социальному благу. Невидимое участие благодетельного провидения, давшего нам естественные законы, заставляет труд, капитал и торговлю действовать в гармонии, на благо людей — всех вместе и каждого в отдельности. При этом опасностью, которой следует страшиться, является вмешательство со стороны правительства. В политическом же регулировании нужда имеется лишь постольку, поскольку индивиду случается нечаянно, либо намеренно — ведь собственность, находящаяся во владении людей трудолюбивых и способных, может представлять собой соблазн для праздных и бестолковых — посягать на деятельность и собственность другого. Такого рода посягательства и составляют суть всякой несправедливости, функция же правительства состоит в обеспечении справедливости — имея в виду, главным образом, защиту собственности и заключаемых в процессе коммерческого обмена договоров. Не будь государства, люди могли бы присваивать себе собственность других. А такое присвоение не только означает несправедливость в отношении труженика, но и порождает в собственниках чувство неуверенности, отвращая их от упорного труда, и тем самым замедляет или вовсе приостанавливает социальный прогресс. С другой стороны, подобное понимание функций государства играет роль автоматического ограничителя деятельности правительства. Государство само является справедливым только тогда, когда оно действует в обеспечение справедливости, понимаемой в изложенном выше смысле.