Для большинства людей, исключение из которых составляют ученые, наука есть некое таинство, находящееся в руках посвященных, ставших ее адептами благодаря следованию неким ритуалам, к которым массы непосвященных не допускаются. Если кому-то из них повезет, он сможет как-то оценить значение тех методов, которые служат моделью функционирования данного многосложного аппарата: методов анализа, экспериментального наблюдения, математического выражения и дедукции, постоянных и тщательных проверок и тестов. Для большинства людей реальность данного аппарата открывается только в столкновении с его практическими воплощениями: механическими и прочими техническими изобретениями, являющимися составными частями повседневной жизни. Большинство знакомо с электричеством через используемые ими телефоны, звонки и освещение, через генераторы и магниты, установленные в их автомобилях, через дугу троллейбуса, в котором они ездят. Физиология и биология знакома им постольку, поскольку их учили остерегаться микробов; об этих науках они знают от врачей, от которых зависит их здоровье. Наука же о самом близком, о человеческой природе, оставалась для них эзотерическим таинством — до тех пор, пока научными данными о человеческой природе не стали пользоваться в рекламе, торговле, при отборе персонала и управлении им: до тех пор, пока, благодаря психиатрии, она не ворвалась в жизнь и сознание людей в виде представлений о «нервах», различного рода психических отклонениях, из-за которых людям бывает трудно ладить друг с другом, да и с самими собой. И по сей день «народная психология» наполнена профессиональными жаргонизмами, всяким вздором и предрассудками, отражающими общее состояние данной науки.
Между тем, технологическое применение того сложного аппарата, коим является наука, революционизировало сами условия жизни в ассоциации. Когда говоришь об этом факте, то обычно с данным утверждением все соглашаются. Но данное согласие вовсе не означает, что люди понимают, о чем идет речь. Они знают, о чем идет речь, лишь в том смысле, в каком знают о машине, с которой им приходится работать, или об электрическом свете или о паровозах. Но они не понимают ни того, каким образом осуществилась данная перемена, ни того, каким образом она повлияла на их собственное поведение. А не зная ответа на вопрос «каким образом», они не могут использовать и контролировать того, что составляет ответ на этот вопрос. Они вкушают последствия перемен, данные последствия повлияли и на них. Управлять же ими они не могут, хотя некоторым удается — точнее сказать, может «посчастливиться» — воспользоваться какой-то из стадий данного процесса с выгодой для себя. Но даже самый сообразительный и удачливый из таких индивидов не обладает какими бы то ни было аналитическими или систематическими — то есть сопоставимыми с другими, более доступными областями, где он учится методом проб и ошибок — познаниями данной системы, в рамках которой он действует. Свои умения и способности этот человек применяет в области, созданной не им и толком им не понятой. Некоторые из таких людей находятся на стратегических позициях, позволяющих им раньше других получать информацию о силах, действующих на рынке; опыт и прирожденный талант позволяют им овладеть определенными навыками, благодаря которым данное огромное обезличенное течение начинает, так сказать, лить воду на их мельницу. Они то сделают запруду в одном месте, то организуют выпуск воды в другом. При этом само течение остается столь же неподвластным им, как и вся река, на берегу которой некий изобретательный механик, пользуясь полученными от других знаниями, построил водяную лесопилку дабы распиливать с ее помощью деревья, выращенные не им. Несомненно, все эти удачливые предприятия предполагают наличие у их зачинателей определенных знаний и навыков. Но такие знания не на много превосходят познания умелого оператора, управляющего той или иной машиной. Этих знаний хватает на то, чтобы приспособиться к данным наличным условиям. Умения позволяют данному человеку направлять поток на ограниченном отрезке. Управлять же всей рекой он не может.