Аристократической тяге к спасению, возникающей в привилегированных классах, свойственна предрасположенность к мистике просветления (подробнее о ней ниже), связанной со специфически интеллектуалистским представлением о святости. Оно проявляется в полном деклассировании всего природного, плотского, чувственного, рассматриваемого с точки зрения их психологического опыта как искушение, которое сбивает с пути спасения. Гипертрофия и претенциозное рафинирование и одновременно вытеснение нормальной сексуальности в пользу эрзацев у людей, которые не заняты ничем, кроме интеллектуальной работы, также могли играть известную роль (еще не понятую однозначно современной психопатологией), о чем ярко свидетельствует ряд явлений, в частности, гностические мистерии, представляющие собой сублимированный мастурбаторный эрзац крестьянских оргий. Такие чисто психологические факторы иррационализации религиозного пересекаются с естественной рациональной потребностью интеллектуалов в постижении мира как осмысленного космоса, продуктом которой являются индийское учение о карме (к нему мы вскоре обратимся) и его буддийский вариант, а в Израиле — Книга Иова, возникшая, по-видимому, в аристократических интеллектуальных кругах, а также родственные постановки проблем в египетской литературе, в гностической спекуляции и манихейском дуализме.
Интеллектуальные истоки религии и этики спасения обычно приводят к тому, что, когда соответствующая религия обретает массовый характер, в лоне этой популяризованной, магическо-сотериологически преобразованной применительно к потребностям неинтеллектуальных слоев официальной религии возникают либо эзотерика, либо аристократическая сословная этика образованных интеллектуалов. Такова совершенно чуждая идее спасения конфуцианская сословная этика бюрократии, наряду с которой продолжают существовать как застывшие формы народной религиозности даосская магия и буддийская сакраментальная и ритуальная благодать, презираемые теми, кто получил классическое образование. Такова и этика спасения буддийского монашества, наряду с которой существуют колдовство и идолопоклонство мирян, а также табуистическая магия и вновь развивающаяся вера в святых в индуизме. Религия интеллектуалов может также принять форму мистагогии с иерархией посвящений (как в гностицизме и родственных ему культах), где не могут участвовать непросвещенные, пистики193.
Спасение, которого ищет интеллектуал, — это всегда спасение от внутренних проблем, поэтому оно носит, с одной стороны, более далекий от жизни, а с другой — более принципиальный и систематический характер, чем спасение от внешних неурядиц, свойственное непривилегированным слоям. Интеллектуал ищет возможность придать своему стилю жизни тотальный смысл на путях, казуистика которых уходит в бесконечность, ищет единения с самим собой, с людьми, с космосом. Именно интеллектуал понимает концепцию мира как проблему смысла. Чем сильнее интеллектуализм оттесняет веру в магию, тем самым «расколдовывая» события мира, отнимая у них их магическое содержание (они только суть, они случаются, но ничего не означают), тем настойчивее становится требование к миру и жизни быть целым, подчиненным значимому и осмысленному порядку.