– Надеюсь, мне не нужно объяснять, что всё произошедшее вчера должно остаться между нами?
От его серьёзного тона я невольно заулыбался, кивнул.
– Отлично, – продолжил он. – Договоримся так. Я вернусь в орден и просмотрю всех по списку. Если что-то найду, то сообщу. Если будут ещё жертвы среди девушек – тоже сообщу.
– Хорошо.
Лу Сан постоял ещё немного, неуверенно кивнул и вышел из номера. Я закрыл глаза и снова заснул. На этот раз без сновидений.
Глава 7
Во вселенной много-много света. Это тьма конечна, а у света конца нет…
С потолка пещеры капало. Аоюнь провёл рукой по лбу, уставился на дрожащие пальцы. Его бил озноб, и было непонятно уже: то ли от холода, то ли от панического ужаса. Слабый огонёк в бумажном фонаре плясал, освещая лишь небольшой участок, стены пещеры тонули в густой темноте. Приходилось напрягать мышцы, чтобы держать его, от этого напряжения руки тряслись ещё сильнее.
Я ощущал его эмоции, читал мысли словно свои, настолько они были очевидны. Сидел неподалёку от мальчишки, выглядывал из пограничья и молча наблюдал, чем же всё закончится на этот раз. Золотое облако медленно охватывало Аоюня, сегодня смерть взялась за него основательно, я понимал, что поблажек с её стороны больше не будет.
Начался прилив, вода просачивалась в пещеру и подступала медленно, но неотвратимо. Прошло меньше часа, а он уже был в воде по пояс. Существовала, конечно, надежда, что обвал затормозит процесс, но Аоюнь рассматривал свои шансы более, чем трезво. Он отлично знал, что на ночь море заливает пещеру под самый потолок.
У него сложились свои отношения со страхом. Голова Аоюня в критических ситуациях оставалась ясной, и только тело не могло справиться с испугом, пропуская его сквозь себя, словно разряды молнии.
Когда-то давно, в далёком детстве, у него частенько случались приступы панического ужаса. Иногда по два-три раза за день. Лишь спустя пятнадцать лет он узнал, что этим странным заболеванием страдают и другие, особенно молодые мужчины. А тогда он чувствовал себя одиноким. Бесконечно одиноким. Ужас накатывал на него чёрной удушающей волной, обрубал все связи с миром, сжимал в комок. Аоюню было страшно даже смотреть по сторонам, слышать, что происходит вокруг, и он зажимал уши и фокусировал на чём-нибудь взгляд.
От этих приступов было лишь одно средство – когда мама брала его на колени, ласково гладила по рукам, опускала их на свои плечи и тихо говорила в самое ухо:
– Если зажмуриться, будет так же темно, как в подвале, как в безлунную ночь. Тьма везде одинакова. Свет солнца ярче, чем костёр. А костёр ярче, чем огонёк свечи. Но посмотри в небо. Эти маленькие точки – звёзды, такие же, как наше солнце. И некоторые из них крупнее солнца, просто они очень далеко, поэтому и кажутся крохотными. Это тьма конечна, а у света конца нет. Во вселенной много-много света…
Он врал маме. Говорил, что чего-то испугался. Он был настоящим мужчиной уже тогда. Зачем ей лишние переживания? Да и мама сажала его на колени крайне редко, когда совсем уж невмоготу становилось. Обычно же Аоюнь прятался и просто ждал, когда приступ пройдёт сам собой.
Тогда он не понимал, за что ему такие испытания, но со временем мамина присказка стала секретом его успеха. В деревне все знали его как бесстрашного парня, а он, по сути, был самым большим трусом. Просто пользовался этим с умом. В ситуациях, когда остальные цепенели, не смея сделать и шага вперёд, Аоюнь позволял страху завладеть своим телом, разлиться по венам, и погружался в какое-то особое состояние возбуждённости. И страх не бил ему в голову, а заставлял мышцы работать эффективнее.
Вот только сейчас эффективность эту приложить было некуда. Единственный проход в пещеру завалило так основательно, что хоть неделю откапывайся без остановки, а всё равно не выберешься. Поначалу Аоюнь действительно копал, смог даже убрать первый слой. Но потом пошли валуны ростом с него, тут нужна была взрывчатка. И Аоюнь отложил лопату, резонно решив, что если утром завал разберут с той стороны, то хотя бы получат целёхонькую лопату. И это уже немало, каждый инструмент в семье был на вес золота.
Лекарь сразу говорил, что Аоюнь – слабое семя, он родился недоношенным и худеньким. Кожа, кости и огромные глаза. Отец и три старших брата думали даже избавиться от него, чтобы не кормить лишний рот, но мать не дала им этого сделать.
Я наблюдал за ним почти с самого рождения. Много лет назад, прогуливаясь по вечернему городу, я наткнулся на немолодую уже женщину, что медленно брела с рынка, неся в руках два мешка продуктов. Она сильно горбилась и часто останавливалась, чтобы отдохнуть. Неудивительно, что над головой этой женщины настойчиво кружило золотистое облако смерти.