Аоюнь размял под водой ноги, растёр плечи ледяными руками.
Холодно. И страшно.
Ну, это дело привычное. Это мы сейчас… Как пришёл, так и уйдёт.
Вот только со страхом в тело начала вползать тьма. И ей было всё равно, конечная она или нет. Аоюнь тряхнул головой, пытаясь прогнать наваждение. Совсем как в детстве. Полная изоляция. Совсем как… потом… в критические моменты. Когда он черпал силу в страхе.
Что-то кольнуло его там, в глубине, в самом потаённом уголке, куда и себя-то не всегда пускают. А черпал ли он её ещё откуда-нибудь? Или отец был прав?
– Вселенная света... вселенная света... – запричитал Аоюнь, судорожно растирая ладони. – Кто-нибудь! Эй! Кто-нибудь! Помогите!
И тут над головой раздался далёкий взрыв.
Он пришёл в себя на жёсткой, пахнущей соломой кровати. Ещё не открыв глаза, услышал чей-то незнакомый шёпот:
– Простите, тут я бессилен. Он слишком долго находился в холодной воде.
Потом рядом тихо выругался отец.
Аоюнь еле чувствовал своё тело. Хотя, судя по тяжести, поверх него было уложено несколько толстых одеял.
А тепла нет… Все так же холодно… холодно… Он судорожно вздохнул.
– Эй, ты как? – спросил отец. Голос у него странно вибрировал.
Аоюнь с трудом разлепил веки, прищурился. Он хотел ответить, но получался только хрип.
– Всё будет хорошо. Держись.
У Аоюня вдруг перехватило дыхание. Он почувствовал что-то очень важное, бесконечно значимое… Миру было не всё равно. Мир его слышал. Это он, Аоюнь, был глухим, это он видел только свой страх. А теперь он приподнял завесу, выглянул из своего тёмного уголка, и мир ему ответил. Потому что за ним вернулись, его вытащили. Потому что отец и братья сейчас рядом. Даже лекаря позвали, а это очень дорого. Эх, жалко, мама не дожила. Она всегда считала мужа и старшеньких слишком чёрствыми. Видела бы их сейчас.
Аоюнь через силу улыбнулся. Господи! Как же хорошо!
– Ничего-ничего. Мы ещё на свадьбе твоей погуляем! – сказал отец, присев на кровать.
До чего же приятно он врёт! Хотя, почему врёт? Всё ещё будет. Ещё будет.
Во вселенной много-много света…
Как же спокойно на душе!
Мальчишка сидел на земле пограничья и улыбался, а вокруг него творилось что-то несусветное. Белые камни появлялись прямо из воздуха, с тихим стуком падали к его ногам. Было ощущение, что ничего кроме страха он за всю жизнь и не испытывал, а на пороге смерти его прорвало. Радость и благодарность лились из Аоюня нескончаемым потоком, превращаясь в добродетели. Это завораживало.
Я не решился подходить и нарушать его уединение, наблюдал издалека. Что вообще я мог ему предложить?
Лишь коснувшись земли, белые камни медленно поднимались обратно в воздух и летели в сторону адской расщелины, выкладывая основу посмертного моста. Я облегчённо выдохнул. И только тут понял, почему до сих пор стою здесь, наблюдая за процессом. Мне важно было знать, что у Аоюня всё хорошо, что мост будет выстроен, и мальчишка пойдёт дальше, а не пропадёт, оставив грехи и добродетели без присмотра.
Обычно покойники уходили в первый же день, в первые часы, стараясь не задерживаться в пограничье. Подолгу здесь бывали лишь те, кому не хватало белых камней. Такие судорожно всё перепроверяли, копались в своих чёрных голышах, стараясь отыскать случайные добродетели, забегали на недостроенный мост, который обрывался аккурат над пропастью, истошно кричали и ругались. Иногда молились. Потом большинство смирялось с новым положением вещей и отправлялось восвояси, прихватив чёрные камни. Огрызки мостов висели несколько дней, а потом растворялись, оставляя после себя лишь едва различимое свечение.
Но бывали и такие, что боролись до конца. Они бесконечно разбирали-собирали свой мост, превращая его в узкую, шаткую тропинку. Им приходилось прыгать с камня на камень и уворачиваться от падальщиков, которые ловко просачивались сквозь дыры в тропе. Иногда даже случались чудеса.
Мне казалось, что Аоюня ждёт похожая участь. Зная мальчишку, я был уверен, что он не накопит достаточное количество камней, но после смерти будет пробовать отстроить мост снова и снова. И, вполне возможно, доберётся до противоположной стороны. Однако то, что я увидел... хм...
Добротный хрустальный мост перекинулся через адскую расщелину, падальщики внизу засуетились, завыли, понимая, что на этот раз останутся без добычи. Я рассеянно смотрел, как Аоюнь удаляется, растворяется в далёкой синеве, и думал о том, что мир, всё таки, загадочная штука. Одни добровольно отказываются от удовольствий и комфорта, посвящают всю свою жизнь погоне за отблеском света, за призрачным лучиком. Они уверены, что свет проливается лишь на избранных, лучших из лучших, заслуживших это право. Поэтому зачастую так и не достигают желаемого результата. А вторые живут, как живётся, но в последний момент успевают увидеть, осмыслить нечто очень важное...