Н.С. Юлина была студенткой философского факультета МГУ во второй половине 1940-х гг., когда там царствовал З.Я. Белецкий. Он не читал лекций, не выпускал книг, но влияние его на факультете (да и за его пределами) было впечатляющим. Эти факты почему-то не признает В.Г. Буров, который называет его «мелкой шавкой». Но он, вероятно, знает, что в 1943 г. Белецкий написал письмо И.В. Сталину о якобы серьезных идейных заблуждениях в третьем томе «Истории философии» под ред. Г.Ф. Александрова и других известных философов. Сталин одобрил критику этого тома, было принято специальное решение ЦК ВКП(б) с развернутой критикой этой книги, а затем стала известна высказанная Сталиным формула, перечеркивающая марксистскую оценку философии Гегеля, которую он наименовал аристократической реакцией на Французскую революцию и французский материализм. Нетрудно понять, как это повлияло на преподавание философии и истории философии в особенности. Вдохновенный поддержкой «вождя народов», Белецкий в 1946 г. обратился к Сталину с новым письмом, в котором критиковал учебник Г.Ф. Александрова «История западноевропейской философии», приписывая ему «буржуазный объективизм» и прочие идеологические вывихи. Сталин одобрил и это письмо. В соответствии с постановлением ЦК ВКП(б) была проведена «дискуссия» по книге Александрова, на которой председательствовал и выступил с докладом секретарь ЦК А.А. Жданов. Эта «дискуссия» не ограничилась критикой действительно слабого учебника, выступавшие почти единогласно громили всякий идеализм как реакционное учение и утверждали, что все материалисты – прогрессивные, а то и революционные мыслители. Сия дискуссия (если ее вообще можно так именовать) сыграла в преподавании философии примерно такую же роль, как известное постановление ЦК ВКП(б), осуждавшее композиторов Шостаковича, Хачатуряна и др., а также постановление, клеймившее М. Зощенко и А. Ахматову.
В 1948 г. З.Я. Белецкий выступил на сессии ВАСХНИЛ с горячей поддержкой своего друга Т.Д. Лысенко, приняв, таким образом, непосредственное участие в шельмовании советских генетиков. Поэтому я не могу согласиться с В.Г. Буровым в его оценке роли Белецкого. Это был, пользуясь известным французским выражением, маленький великий человек, идеологический пакостник. Что касается упрека в том, что я не критикую М.Б. Митина, то я готов его принять. По-видимому, о нем следовало немного сказать в связи с анализом процесса догматизации марксизма в СССР.
Я принимаю также в основном критические замечания В.Н. Шевченко, хотя и не могу присоединиться к его утверждению о том, что «революционный марксизм отнюдь не сошел с исторической арены». Я полагаю, что марксизм как идеология утратил свое влияние, но конкретное содержание теории марксизма остается достоянием современной науки об обществе. Это достояние подвергается критическому анализу, который выявляет в нем идеи, концепции, заслуживающие дальнейшего развития. Маркс по-прежнему признается самым выдающимся социальным мыслителем, но это нисколько не мешает критически оценивать его теорию.
Заканчивая мое несколько затянувшееся заключительное слово, я вновь хочу выразить глубокую признательность всем коллегам за их критические замечания, которые я не премину учесть в моей последующей работе.