Выбрать главу

Здесь я перехожу к следующему своему сюжету, связанному со второй частью книги, первая часть касалась общей характеристики ревизионизма. А вторая часть – это анализ конкретных учений. Здесь у меня вот такой вопрос, на который я хочу, чтобы ответил Теодор Ильич в заключительном слове. В целом все фигуры и учения группируются вокруг Бернштейна, того, что ему предшествовало, того, что его сопровождало и ему последовало, но прежде всего, сам Бернштейн. Получается: ревизионизм есть специфический феномен в рамках социалистической, прежде всего, марксистской, традиции, а в этих рамках он связан с именем Бернштейна. Ревизионизм оказывается по существу тождественным бернштейнианству. Вот я и спрашиваю, а как Каутский? Это тогда просто ренегат, оппортунист? А другие?

Реплика. Ленин написал же – ренегат.

A.А. Гусейнов. Ренегат. (Кстати, эта характеристика подтверждает, что ревизионизм рассматривается как категория политической борьбы, а не как категория познания. Правда, Ленин идеалиста Гегеля тоже называл сволочью.) На самом деле, не лишено смысла закрепить термин ревизионизм именно за традицией, связанной с именем Бернштейна. Это действительно особый феномен. И сам термин ведь был зафиксирован именно в связи с Бернштейном. Честно признаться, несколько лет назад я увидел и купил книгу Бернштейна. И стал ее читать. И я был глубоко разочарован в том смысле, что книга ни по стилю, ни по глубине мысли ничего интересного не представляет. Но тем более интересно, что автор стал исторической фигурой. А почему он стал? Думаю, потому, что он почувствовал, уж не знаю, в силу каких своих особенностей, уловил и выразил две идеи.

Первая: политическая партия не может и не должна быть связана с доктриной, она не может цементироваться однозначным пониманием того же Маркса. И в самом деле, любая сколько-нибудь развитая теория допускает десятки интерпретаций. Марксизм – не исключение. Я вот занимаюсь этикой, взял и просмотрел все этические учения, которые сами себя объявляли марксистскими и которые в литературе закреплены как марксистские. И стал смотреть – что между ними общего? Что общего во всех этих школах, в силу чего их можно отнести к марксистским? И обнаружил только два признака – это субъективная приверженность Марксу и враждебность к капитализму. А за этими пределами ничего общего, каких-то содержательных утверждений о морали, признаваемых всеми, в тех школах, которые относятся к марксистской этике, нет. Даже положение о классовой морали признается не всеми, например, тот же Каутский выводит мораль отнюдь не из классовых интересов. И я подозреваю, что что-то подобное имеет место применительно вообще к марксистским теориям. Так вот, Бернштейн понял, что не должна марксистская социалистическая теория быть догмой, символом веры. У Ленина на этот счет позиция была прямо противоположной. Так, смысл его работы «Материализм и эмпириокритицизм» состоял в том, чтобы связать членов партии единым толкованием и пониманием философии марксизма, чтобы увязать в один пучок философию и политическую борьбу.

Второе, что понял Бернштейн: практика не может быть скована какими-то утопическими идеалами. Отсюда его знаменитое «движение – все, цель – ничто». Он понял, что жизнь не может быть скована догматическими, доктринальными представлениями, даже если они являются очень возвышенными. Он оказался в этом смысле пророческим, в смысле реализма, по крайней мере. Ведь все развитие потом пошло по пути разведения социализма и коммунизма (вспомним хотя бы все словесные выверты с развитым социализмом).

B.А. Лекторский. Относительно Бернштейна. Конечно, можно было сказать, что цель ничто, а движение все. И это могло казаться воплощением реализма и даже чем-то соответствующим некоторым рассуждениям Маркса: он ведь тоже писал, что коммунизм – не идеал, а некое реальное движение. Но ведь сегодня нам совершенно ясно, что одна из главных и наиболее болезненных проблем современной цивилизации – это проблема целей развития (за которыми стоят ценности). Как сказал один современный мыслитель, наша цивилизация – цивилизация средств, а не целей. Мы развили мощную техноструктуру, но не знаем, куда двигаться. Государство действительно не должно иметь общую идеологию. Но любая политическая партия не может не иметь программы, а последняя обоснована идеологически, в ней формулируются идеалы и цели. Разве либерализм – это не идеология?