В голове всплывает влюбленный голос Элис, и желание развернуться и найти ее затухает, как огонь свечи в ветреную ночь. Пуф — и нет его. Как по щелчку пальцев.
Не меня она хочет.
Нужно унять свой пыл.
— Эй, — в третий раз пытается заговорить со мной Кери, — ты начинаешь меня пугать.
Я смотрю на нее и улыбаюсь.
— Упс, прости. Просто с друзьями какая-то шляпа. Вечная драма, понимаешь?
— Конечно, — пожимает плечами она. — Так ты все еще хочешь или как? — И стреляет взглядом на мой пах.
На мгновение меня охватывает отчаяние, темное и холодное, и я в миллионный раз ощущаю разочарование от того, что нужен девушке лишь для секса. Ей плевать на мои чувства и на мою жизнь.
Я выдавливаю из себя смешок и качаю головой.
— Не-а, прости. Может, в другой раз.
И ухожу, оставив ее ни с чем. Хотя на самом деле готов ринуться в бой. Спасибо Элис. Но что-то во мне, нечто странное и новое, меня останавливает. Желание кого-нибудь трахнуть, кого угодно, только бы выкинуть Элис из головы, бесследно исчезло.
Хотя нет. Оно не исчезло, но мне не хочется просто трахнуть кого-нибудь. Я хочу Элис. И мне нужно больше, чем голый секс. Я хочу обнимать ее, смешить, заставлять улыбаться, убирать волосы с ее прекрасных глаз, готовить ей любимые блюда, целовать ее запястья на пляже и обнимать сзади в музее. Трахать ее пальцами в душе, у кухонной раковины, с жаром покусывать ее шею и прижимать к стене, пока она не потеряет разум и твердое самообладание и не прокричит мое имя.
Вот чего я, черт подери, хочу.
Но никогда, просто никогда, даже через миллион лет, этого не получу.
Смотрю на себя в зеркало заднего вида. У меня нет ровных золотистых ангельских локонов, как у Тео, лишь темная растрепанная копна. Я не страшный, но и не такой смазливый красавчик, как Тео. У него прямой нос, у меня же кривоватый из-за двух переломов (спасибо, отец). Тео умный, обеспеченный, у него идеальная семья и впереди прекрасное будущее. А что во мне такого, чего нет в нем? Я могу доставить удовольствие девушке, залепить блестящий апперкот и приготовить отменное вяленое мясо. Но я заваливаю все зачеты, как бы усердно ни старался учиться и записывать лекции. Я бестолковый. И у меня никогда не было отношений. Я ничего не знаю ни о них, ни о любви. А Тео через все это проходил. Он больше подойдет Элис.
Я лишь могу научить ее, как быть с ним.
Мою грудь пронзает боль, чем-то похожая на ту ноющую резь от синяков, которыми постоянно одаривал меня отец, только во сто раз сильнее, острее, и она разрывает меня изнутри. Я нагибаюсь к рулю и пытаюсь дышать по собственной технике — очень долго и глубоко. Нужно спрятаться в каком-нибудь темном месте, чтобы боль не нашла тебя, когда вернется неконтролируемой и дьявольски злой.
Пора остановиться.
Оборвать эту тупую фигню.
Что бы это ни было, оно ранит меня. А если я чему-то и научился в жизни, так это тому, что источник боли надо отсекать. Твердо и безжалостно.
Я еду к единственному человеку, который меня поймет, кому уже не раз такое доводилось.
Сегодня на Барбаре ярко-голубой парик. Стоя за стойкой, она с улыбкой один за другим полирует потертой тряпкой бокалы. Клуб практически пуст, лишь старик в костюме одиноко выпивает в конце бара.
— Привет, сладенький, — щебечет Барбара с огоньком в глазах. — Тяжелый день в универе?
Я плюхаюсь на табурет и кладу голову на руки. Барбара щелкает языком.
— О, узнаю этот взгляд.
Хмурюсь.
— Какой еще взгляд?
— Взгляд влюбленного мужчины.
— Не гони пургу, — закатив глаза, фыркаю я.
— Голубчик, за пятнадцать лет управления клубом я повидала немало влюбленных лиц и могу засечь мужчину с разбитым сердцем за двадцать метров. — Она что-то наливает и сует мне в руку холодный стакан. — Знаю, в последнее время ты почти не пьешь, но, думаю, сейчас тебе это поможет.
Я морщусь, глядя на стакан.
— Ну, только если это не виски.
— L’or de Jean Martell, — произносит Барбара на безупречном французском. — Это отличный коньяк.
Делаю глоток. Сильное жжение согревает мое горло и разгоняет кровь по венам. От виски она бы забурлила еще мощнее — прямо как у отца.
— Итак, кто эта счастливица? — спрашивает Барбара, подперев кулаком подбородок.
— Счастливица? — усмехаюсь я и делаю еще глоток. — Скорее несчастная.
Барбара терпеливо молчит, давая мне возможность высказаться.
— Я постоянно выношу ей мозг, — признаюсь я, проводя пальцем по краю стакана.
— Почему?
— Потому что она делает со мной то же самое.
Барбара выгибает тонкую нарисованную бровь.
— Вот как? И кто же эта коварная шалунья?