— Что ж, дождь испортил вечеринку. Пойдем, отвезу тебя в кампус. По дороге и начнем.
Пока мы идем к побитой черной «тойоте» Раника, я пишу Шарлотте и сообщаю, что меня подвезут. Дождь внезапно превращается в ливень, и вдали раздаются вопли толпы на барбекю. Возясь с ключами, Раник смеется и покачивает головой, а я хлюпаю промокшими ногами.
— Можешь поторопиться?
— Да, да, не нервничай. — Он открывает пассажирскую дверь, и я залезаю в салон, стряхивая воду с плеч. В машине стоит тонкий запах корицы, хвои и сигарет. Раник тоже садится. — Кстати, а какие трусики ты носишь?
Я бросаю на него свой самый холодный взгляд.
— Такие вопросы не уместны.
— Ну, теперь уместны. С сегодняшнего дня я буду задавать очень личные вопросы.
— Это вторжение в…
— Слушай, ты хочешь затащить его в постель или нет?
Я нехотя закрываю рот. Раник заводит двигатель и трогается с места.
— Так я и думал. Давай колись, какие трусики?
— Какие можно найти в «Таргет».
Его передергивает.
— Что? Нет! Типа такие упаковки с целым комплектом? Одни красные, одни белые, синие и серые?
— И черные. У меня черное нижнее белье, — гордо заявляю я.
— Ага, долбаные черные бабушкины панталоны. Смотри. — Притормозив на светофоре, он копается у себя за сиденьем и достает крошечные зеленые кружевные трусики. — Вот, что тебе нужно.
— Какая гадость. Давно они здесь валяются?
— Или такие, например! — Он вытаскивает более скромные трусики-бикини с голубыми полосками и маленьким белым бантиком. — Видишь этот бантик? Чертовски очаровательно. Куда лучше труселей-парашютов.
— Почему?
— Почему? — фыркает он и дает по газам, когда светофор загорается зеленым. — Запомни: парням нравится видеть голую кожу. Больше голой кожи — больше стояков.
— Мне уже кажется, что я совершила огромную ошибку.
— Можем прекратить все прямо сейчас. Только скажи.
Я вспоминаю о доброте Тео. Он — единственный парень, который смеется над моими саркастичными шутками, а не хмурится в ответ, который заботливо спрашивает, в порядке ли я.
Ну, Раник тоже спрашивал, но он не в счет.
— Нет, — сжимаю челюсти, — мы это сделаем.
— Молодчина, — довольно улыбается Раник. — Давай выстрелим этому парню прямо в сердце стрелой пухлозадого Купидона. Как его зовут?
— Не могу сказать.
— А стоит.
— Не вижу смысла.
— Смысл в том, принцесса, что я буду за ним следить.
У меня распахивается рот.
— По-дружески, — заверяет меня Раник. — Узнаю, что ему нравится, а что нет, какой он парень и чем увлекается. Нельзя применять общий метод ко всем парням. Мы все разные.
— Ну хорошо. Его зовут Тео, — признаюсь я. — Тео Моррисон.
Глаза Раника загораются.
— О-о, золотой мальчик, да? Ты выбрала настоящего ванильного парня.
— И что это значит?
— Что будет просто. Я уже его знаю: пиво по выходным, видеоигры каждый вечер, слушает «Neutral Milk Hotel» и прочие стремные инди-группы, ведет миссионерский образ жизни, встречался с одной девушкой все старшие классы, любит азиатское порно, мечтает о непосредственной девушке, которая будет его дополнять, конец.
— Это… пугающе конкретное описание.
— Я разбираюсь в людях, ясно? У меня уши повсюду, это помогло с некоторыми подробностями, но по большому счету я просто знаю, какие девушки в его вкусе. И ты не из них.
— Это очевидно.
— Нет… в смысле, черт, дорогуша, ты на самом деле не в его вкусе.
У меня сжимается сердце.
— Это еще почему?
— Ты слишком сильная, умная и независимая. А еще зрелая.
— Он лишь на год старше меня! — возмущаюсь я.
— Не-а, я имел в виду внутри. У тебя зрелое сердце. Трудно объяснить.
— О, так получается, зрелая — это «сухая и скучная».
— Нет, я так не говорил. Я сказал, что это трудно объяснить. Это значит, что ты… другая. Практичная, сдержанная. Ты не из его лиги. Повыше будешь.
— Бессмыслица какая-то.
— Верно, тебе так кажется, потому что ты никогда ни с кем не встречалась. — Раник поворачивается ко мне. — Я ведь прав? Ты ни с кем не встречалась? Просто хочу все прояснить.
От того, насколько жалко это звучит, я едва не вздрагиваю, но беру себя в руки.
— Я ни с кем не встречалась.
— Целовалась?
— Нет.
— Трахалась?
Я хмуро смотрю на него, и он отвечает мне невинным взглядом — мол, я интересуюсь для дела.
— Нет.
— И никому не дрочила?