Ухмылка вздернула правую сторону лица Дюмона.
– Это место – сплошной мрамор, растения и персонал, взбивающий подушки. Я чувствую себя как питбуль на выставке пуделей.
Тим подошел к нему.
– Ты отвратительно выглядишь.
– Думаешь, я этого не знаю? Посмотри на эту гадость, которую прислал Рейнер. – Дюмон пошарил в одной из подарочных корзин и вытащил обернутый в фольгу пакетик кофе. – «Гватемальская фантазия». Звучит как название непристойного фильма.
Он с трудом произносил слова. Рядом с ним время от времени мигал монитор. Левая рука безвольно лежала у него на коленях, кисть была сжата. В здоровой руке торчала капельница, в носу – кислородная трубка.
Шкаф был приоткрыт, и Тим увидел висящую на вешалке одежду Дюмона и его «Ремингтон» в заплечной кобуре.
– Тебе разрешили оставить револьвер?
– Как только я объяснил им, кто я, и показал свое удостоверение. Я сказал, что мое оружие никуда без меня не пойдет. Они любезно согласились, но вынули все пули, уроды. Привыкли общаться со всякими продюсерами. У простого полицейского вроде меня нет шансов.
Он дернулся вперед, захваченный врасплох яростным приступом кашля, и поднял руку, чтобы предотвратить любой порыв помочь ему. Наконец Дюмон успокоился. Секунду помедлил перед тем, как заговорить снова.
– Роб и Митч хотели зайти, но я их завернул. Хотел сначала поговорить с тобой, понять, на каком мы свете.
– Как ты себя…
Дюмон шумно прокашлялся, не дав Тиму договорить:
– Почувствовал себя плохо, сообщил об этом по рации, дальше все было вопросом времени. Давай поговорим о деле. Во всем остальном я не силен.
Он слушал молча и внимательно, время от времени кивая головой; его рот искривился. Когда Тим закончил грузить его информацией, Дюмон глубоко вдохнул и с дрожью выдохнул:
– Чертова переделка. Ты должен вернуть все в нормальное русло.
– Прежде всего нужно установить более четкие правила проведения операций.
Дюмон кивнул, и кислородная трубка зашуршала у него на груди:
– Все дело в правилах. Это единственное, что отделяет нас от головорезов, жаждущих третьей мировой войны. То, как мы действуем, полностью определяет то, кто мы такие.
– Роберт и Митчелл жаждут большей самостоятельности, но после этого случая у меня не было выбора – пришлось их отстранить. Роберта – полностью.
– А как насчет Митча?
– Он держится лучше, но тоже может закусить удила. Господи, да он принес взрывчатку на наружное наблюдение. А Рейнер почему-то им потакает.
Дюмон нахмурился:
– Не знаю, почему, но любовь там явно взаимная.
– Рейнер считает, что достаточно…
– Ты главный. Ты. Не Рейнер. Рейнер купил нас комнатой в хорошем доме, но это не дает ему права играть первую скрипку. Я отдаю свой голос за тебя. Если нужно действовать жестко, действуй жестко. Скажи Рейнеру, чтобы он убрал свою рожу из новостей. Посади Роберта на скамейку запасных. Используй Митча, если он тебе нужен. Управляй шоу по собственному усмотрению. – Он судорожно закашлялся. – Если Роберт и Митч будут тебе докучать, пошли их ко мне.
Тим положил ему руку на плечо, и Дюмон сжал его запястье – короткий дружеский жест.
– Ты на перекрестке, судебный исполнитель, – Дюмон подмигнул. – Устанавливай правила.
Когда Тим подъехал, машина Медведя уже стояла у обочины. Он припарковался на другой стороне улицы. На середине дорожки, ведущей к дому, его настиг гул голосов, доносящийся с заднего двора. Он свернул с дорожки, поднял задвижку на боковых воротах и вошел во двор.
Фаулер, Гутьерес, Дрей и еще четверо человек толкались вокруг стола для пикников, зажав в кулаках бутылки с пивом. Все головы одновременно повернулись к Тиму. Мак с закатанными рукавами, что должно было продемонстрировать его мускулистые предплечья, стоял, склонившись над грилем, и слишком обильно поливал зажигательной смесью неумело разложенную кучу угля. Медведь сидел в сторонке на складном стуле с оборванными лямками.
Руки Тима начали двигаться раньше, чем он начал говорить. Он выдавил из себя, показывая на ворота:
– Я пойду. Не знал, что у вас вечеринка. – Он молил Бога, чтобы обида в его голосе не стала очевидной для них. В праздничной одежде он чувствовал себя глупо.
– Да брось, Рэк. Не надо так. Заходи. Съешь бургер. – На лице Мака застыла улыбка. Большую плоскую картонную коробку он прислонил к грилю, словно искушая бога пожаров. Рядом с ней лежал баскетбольный мяч.
Дрей быстро подошла к Тиму и сказала тихо, так, что ее мог слышать только он:
– Мне так жаль. Мак пригласил всех из участка. Я не знала, что ты придешь.
Он почувствовал внезапное желание в качестве приветствия поцеловать ее в губы. Что-то говорило ему, что она испытывала то же самое.
– Кажется, он себя здесь чувствует как дома, – сказал Тим.
Ее глаза стали виноватыми.
– Он знает, что это наш дом.
– Да? Ты уверена? – Тим отвернулся. – Я подпишу бумаги, уберусь отсюда и оставлю тебя с твоим другом.
Мак бросил зажженную спичку на угольные брикеты и начал с разочарованием их разглядывать. Потом добавил еще зажигательной смеси.
– Где бумаги? – спросил Тим.
Вслед за Дрей он вошел в дом. Медведь встал и пошел за ними.
– Захватите еще одну банку соленых огурцов, – крикнул Мак им вдогонку.
Дрей скорчила гримасу и захлопнула дверь. Они повернулись и стали смотреть на Мака, согнувшегося над угольными брикетами. Вдруг с гриля выпрыгнул язык оранжевого пламени, и Мак попятился и улыбнулся им очаровательной улыбкой, чтобы скрыть смущение.
Дрей пошла на кухню, неловко потирая палец, на котором не было обручального кольца:
– Документы здесь.
Тим повернулся к Медведю:
– Можешь дать нам пару минут?
– Конечно. Я буду снаружи с нашим бойскаутом. – Медведь закрыл за собой раздвижную дверь, хлопнув чуть сильнее, чем нужно, на случай, если Тим его не понял.
Документы были аккуратно разложены на столе. Тим сел и поставил свою подпись там, где стояли галочки. Дрей стояла у раковины, пытаясь открыть банку соленых огурцов. Она свирепо посмотрела на банку, потом сунула ее под горячую воду:
– Ничего нового? О деле Джинни? О Кинделле?
– Пока ничего. Я над этим работаю.
– Я видела. Ты опять состряпал сенсацию. Ты и твоя команда.
– Я не хочу сейчас обсуждать это. Только когда мы будем наедине.
– На этот раз с жертвой и признаками борьбы. Еле-еле ушли от полиции. Ты не боишься, что все это выйдет из-под контроля?
– Уже вышло из-под контроля.
Дрей вертела банку под струей горячей воды. Из раковины шел пар.
– Почему бы тебе не бросить это дело?
– Потому что я взял на себя обязательство. Я должен проследить за этим до конца.
– Тим, ты должен понять: ты на ложном пути. Во что бы ты ни ввязался, на самом деле ты ввязался в темную историю.
– Мы запутались, но мы над этим работаем.
– Медведь почуял, что ты ввязался в какую-то грязную игру. Не думаю, что он позволит тебе слишком глубоко увязнуть.
Она снова повернулась к раковине:
– Ты все еще носишь обручальное кольцо? – В ее вопросе таилась надежда.
Тим неловко поерзал. Оттого, что он не мог снять кольцо, как это сделала она, он чувствовал себя уязвимым.
– Оно не слезает.
Крышка банки не поддавалась, и она начала со злостью молотить ей о стойку. Тим подошел к ней и попытался забрать у нее банку. Она не сразу ее отпустила – Тим был уверен, что не из упрямства, а потому, что ей хотелось что-нибудь побить. Наконец она сдалась и стояла, безвольно опустив руки.
Тим нажал на крышку, и она с хлопком открылась. Он протянул банку Дрей.
Она поставила банку на стойку.
– Когда Джинни умерла, мы начали говорить на разных языках, ты и я. А что, если мы никогда не сможем вернуться к тому, что было раньше? Сопливая получится лав стори. Счастливая пара, горе, расставание… Не знаю, как ты, Тимми, но я ставлю этой истории низший бал за предсказуемость.