— Они захотят вернуть её туда, — пожаловала плечами Марти, но Ева заметила слёзы в её глазах. — Может, скажете, куда посылать цветы?
— Шабли любила цветы, — сжала руку Марти Трейси. — Можете это сделать?
— Да, сделаем. Соболезнуем вам.
Когда они вышли, Пибоди оглянулась.
— Кажется, у Шабли тут тоже была какая-то семья.
— Почему люди не обращают внимания на новости?
— Работаешь всю ночь, спишь почти весь день. Но я понимаю. Нужно распространять информацию.
— Я напишу служебную записку. Чтобы сержанты проинформировали патрульных. Некоторые прислушаются, — сказала Ева, открывая дверь в квартиру Шабли. — Некоторые — нет.
Квартира была зеркальным отражением жилья Трейси, но без беспорядка, аккуратная и упорядоченная. Оранжевый диван с тремя подушками в цветочных чехлах, кресло с подушкой такого же цвета.
На низком столике стояли свечи, а рядом — торшер с маленькими цветными бусинами на абажуре.
Под небольшим настенным экраном стоял комод с рамками для фото — семья, как заметила Ева, биологическая и приемная.
— Она хорошо обустроила квартиру, — кивнула Пибоди, показывая на вазу с цветами на столе. — Поддерживала порядок.
Ева открыла дверь в ванную и подумала, что даже Соммерсет не смог бы сделать её чище. Узкая стойка от пола до потолка была заставлена средствами для ухода за кожей, волосами, макияжем и прочим.
В шкафу в коротком коридоре одежда висела в аккуратном порядке. Над ней — манекены для париков. По бокам, на полках, ровными рядами стояли туфли. У Евы заболели ноги только от одного взгляда на них.
— Приступим.
Это заняло немного времени. Ева нашла планшет, где жертва вела календарь — дни рождения членов семьи были чётко отмечены, как и обязательные медосмотры и скрининги. Финансовые записи на устройстве были столь же организованными, как и содержимое выдвижных ящиков комода.
— Она хорошо зарабатывала, — заметила Ева. — И успела поднакопить. Уже забронировала эконом-класс до Уичиты на двадцать третье декабря, возвращение — двадцать седьмого.
— Тут двести наличными, — сказала Пибоди, поднимая деньги с тумбы, которую та использовала как второй комод. — Более скромная одежда, зимние вещи. Похоже, то, что она надевала, когда ездила домой. Украшения — та же история. Не такие, как в другом комоде, в жилой зоне.
— Отдельные жизни, — кивнула Ева. — Если получится, так и оставим.
Она проверила время.
— Чёрт, сколько сейчас по этому идиотскому вращению Земли в Канзасе?
— Если только они не живут на ферме, то, скорее всего, ещё слишком рано.
— Тогда посмотрим, не сотворила ли Харво своё волшебство.
***
В лаборатории всё гудело и жужжало. На этот раз Ева обошла Беренски и направилась прямиком к Харво.
Королева Волос и Волокон сегодня выбрала мешковатый комбинезон солнечно-жёлтого цвета и кеды настолько розовые, что Пибоди могла бы обзавидоваться. Радужные волосы остались на месте, а к ним добавился целый ряд серёжек в обоих ушах, соединённых тонкими цепочками.
Ева представила, как эти цепочки рвутся сквозь мочки ушей во время уличной драки — и чуть не передёрнулась.
— Быстро вы, — прокомментировала Харво, делая глоток из своей бутылки с каким-то зелёным зельем.
Ева подавила ещё один приступ дрожи.
— Мои красавцы тоже не отстают.
— Ты определила волокно?
Харво встряхнула радужной шевелюрой.
— А были сомнения?
— Ни на йоту, — уверенно подтвердила Пибоди.
— «Йота». Классное слово. А вы мне принесли даже меньше, чем йоту — но хватило. У вас премиум-войлок, сто процентов шерсть Wilton Wool, крашенная в #15-B, это по сути тёмно-серый. При таком способе ткачества её в основном используют в коврах и напольных покрытиях для ультра-люксовых авто. У каждой марки будет своё пафосное название этого цвета.
— Можешь дать список марок и моделей?
— Можете и не сомневаться, со своими подтянутыми задницами. — Она повернулась к терминалу, пробежала пальцами по клавишам. — Отправила. К слову: с ультра-люксовыми авто такое покрытие можно заказать, даже если оно не идёт стандартом.
— Рорк использует этот материал в некоторых своих топовых моделях.
— Ну надо же, какая неожиданность, — сухо отозвалась Ева.
— Оно будет мягкое, детка. Плюшевое и роскошное. То, что ни один нормальный родитель не захочет в машине с детьми, жрущими печеньки на заднем сиденье.