— А в фургонах?
— Фургоны?
— Или в больших авто с грузовым отсеком?
— Почему бы и нет. Есть деньги — будет тебе и ковёр.
Главный уже взялся за капли краски. У него завал, но в течение часа начнёт разбор.
— Советую: дай ему немного времени и пространства — и будет меньше ворчания, быстрее результат.
— Учтено.
— По костюму только начала, так что тоже нужно время и пространство. Но на глаз — платье из шёлка, очень тонкий материал. Парик — из натуральных волос. Кисточки…
— Ты уже забрала кисточки?
— Волосы, Даллас. Щетина — свиная. Крепление — из настоящих птичьих перьев. Меня это сразу зацепило, потому что металл в конструкции — он называется феррул — начали использовать только в XIX веке.
— А ему нужен был XVIII. Уверена, такие кисти ты не купишь в ближайшем арт-магазине. Да ещё и семь штук, точь-в-точь как на картине.
— Точно не купишь. — Харво довольно оскалилась. — Прямо мороз по коже, да?
— Да, заморозка знатная. Кто-то делал их для него на заказ. Это отличная зацепка, Харво. Всё дело в его эго, Пибоди. Мы завяжем его на собственном эго.
— Благодарим по полной, — сказала она Харво. — Пошли.
— Я могу взяться за изготовителей кистей, — Пибоди перешла на бег трусцой, чтобы не отставать от широкой походки Евы. — Или за транспорт.
— Забирай кисти. Ты лучше говоришь на этом языке. У нас есть кисти, пигменты, ткани. Пигменты — значит, через часик тегни нашего Дикхэда, узнаешь, где он там с анализами.
— Вот и прощай, мой «юхууу».
— Отследи покупки, заказы, доставки. Если Рорк сузит круг или найдёт точное попадание по костюмам, у нас уже будут детали. Я займусь ковром. Ты возвращайся в участок. Я заеду в морг.
— Думаешь, Моррис нашёл что-то новое?
— Достаточно одной детали.
— Трещина всё шире и шире, — пробормотала Пибоди.
А Ева снова подумала: завяжем его на собственном эго. Потому что именно в нём — его главная ошибка.
В его самодовольной уверенности, что он может сделать всё, что делали великие художники — но лучше. Каждую чёртову деталь — но лучше.
***
Моррис стоял над телом, в защитном халате поверх костюма цвета лесной зелени. Его рубашка напоминала Еве золотой жакет, в котором умерла первая жертва. Галстук — мелкая клетка из обеих расцветок, а те же нити были вплетены и в косу, скрученную в узел на макушке.
В комнате звучала музыка — женский голос, поющий, как подумала Ева, на французском. Печально. И вместе с тем — дерзко, вызывающе.
— Великая Эдит Пиаф, — сказал Моррис. — Она поёт, что ни о чём не жалеет. Надеюсь, наша жертва могла бы сказать то же самое.
— Спорю, она пожалела, что пошла с ублюдком, который в итоге положил её на твой стол.
— До этого момента — да. — Он подошёл к раковине, вымыл руки, достал две охлаждённые тубы. — Она была здорова, признаков алкоголя или нелегальных веществ нет. В двенадцать лет сломала левую руку. Срослась хорошо. По уличному имени она — Шабли.
— Всё верно.
— Возможно, он ради собственного удовольствия и подал ей бокал шабли. Шесть унций около одиннадцати вечера, ещё четыре — около двух ночи, плюс крекеры с розмарином и морской солью и сыр Сент-Нектер.
— Что за хрень эта последняя?
— Сыр. Мягкий французский сыр, — он дотронулся до плеча Шабли. — Надеюсь, он ей понравился.
— Он что, типа как чеддер или моцарелла? Часто встречается?
— Мой компьютер говорит, это сыр с мытой коркой из региона Овернь. Так… — Он повернулся, вызвал справку. — Вот. Прессованный, неварёный сыр из молока коров породы Салерс.
— Я даже знать не хочу, что за корова такая, — добавил он, — но, видимо, они пасутся на вулканических пастбищах, и от этого сыр приобретает свой вкус.
— Сколько, чёрт побери, вообще видов коров существует? — Ева тут же махнула рукой. — Неважно. И кто вообще первым решил схватить корову за сиськи, выдоить молоко и потом это выпить? А потом ещё и сыр из этого делать? Что это за ум такой?
Моррис улыбнулся — с тёплой, лёгкой насмешкой.
— То же самое делают с козами.
— Я не хочу об этом думать. Мне нравится сыр. А как теперь его есть, если я думаю, из чего он сделан? Коровы Салерс. Французские. Вряд ли такой найдёшь в круглосуточном у дома.
— Скорее — во фромажери или дорогом гастрономе.