— Фрома… что?
— Фромажери. Сырная лавка.
— Да поняла я, — буркнула Ева. Французский сыр, французское вино, французская живопись… Придётся снова копать Париж и по костюму тоже.
— Когда он её накачал?
— В последний бокал вина — тот, что около трёх ночи — он подмешал ту же смесь барбитуратов, что и другим твоим жертвам.
Он наблюдал за Евой, пока она внимательно осматривала тело.
— Ты же знаешь всё это и без меня.
— Знаю. Но сыр — это деталь. Конкретная. А сегодня у нас появляются именно такие детали.
— Ты пришла за ними, да. Но сначала, Даллас, ты пришла за уважением.
Она вздохнула, потёрла шею.
— Мы не успели, Моррис. Надеюсь, теперь успеем. Но Шабли не успели спасти. У неё были друзья. У неё была семья. — Она запустила пальцы в волосы. — Семья не знала, чем она на самом деле зарабатывала. Она говорила им, что работает в рознице. Не знаю, приедет ли кто — они живут в Канзасе — но захотят забрать её домой. Она разговаривала с ними, приезжала каждое Рождество. У неё на комоде фото — она с ними, возле огромной рождественской ёлки.
— Если они приедут или свяжутся по поводу похорон, я не буду упоминать её профессию. Сейчас она у меня, Даллас. А ты — иди, делай свою работу. Я о ней позабочусь.
— Спасибо. — У двери она обернулась. — Очень надеюсь, что завтра нам не придётся повторять этот разговор.
Но когда Ева пошла по белому туннелю, перед глазами стояла Шабли — на столе, под сострадательными руками Морриса.
И ещё — она же, в платье из нежно-розового шёлка, в соломенной шляпке, в роскошной раме на фоне белой стены.
Ева знала: если она не соберёт все детали воедино — кто-то станет четвёртым.
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
Ева уловила запах шоколада ещё до того, как свернула в отдел убийств. И увидела Надин Фёрст — при полном параде, в алом платье с коротким жакетом в тон, сидящую на краю стола Дженкинсона.
На мгновение она заслонила собой вид на его галстук. Но когда Надин сдвинулась, встала — Ева увидела коров.
Конечно, коров.
Десятки коров, стоящих неестественно на задних ногах, с передними копытами, сцепленными в танце, в водовороте атомно-зелёного поля.
— Это больно. Просто больно.
— Не больные коровы, босс. Счастливые коровы.
— Больные.
Она подняла руку, прежде чем Надин успела открыть рот.
— Пибоди, твоя семья сыр делает?
— Ну да, конечно.
— Ты что-нибудь знаешь о коровах породы Салерс?
— Нет. А что?
— Потом. — Ева перевела взгляд на Надин. — Надин, ты хороша в своей работе, так что знаешь — у меня три тела. А так как я хороша в своей, у меня нет времени с тобой говорить.
— Тогда начну я, — сказала та и шагнула за Евой в её кабинет. — И да, я принесла тебе брауни.
— У меня нет времени и на брауни.
— Значит, оставишь на потом. — Надин достала из своей сумки-слона маленькую розовую коробку, от которой пахло как от рая в упаковке.
— Я знаю, что у тебя три жертвы. Мы уже сообщили, и я давлю на это в эфирах. И буду давить дальше.
Устроившись на краю стола Евы — как до этого на столе Дженкинсона — Надин смотрелась вполне по-домашнему.
— Это может помочь распространить информацию среди уличных. Очевидно, что их целенаправленно выбирают. И ты уже думала об использовании медиа.
Это и правда было в её списке, подумала Ева — и, раз уж Надин сидит на её столе, можно повысить приоритет.
— Если дашь мне хоть какие-то детали, хоть что-то, что можно озвучить и донести... — Надин подняла руки. — Мы обе пытаемся спасти жизни, Даллас.
Ева взглянула на доску. Теперь на ней появится ещё одна жертва. Она подошла к АвтоШефу, запрограммировала кофе на двоих.
— Источник в НЙПД сообщает, что мы предполагаем: подозреваемый — белый мужчина, возраст между двадцатью пятью и тридцатью. Мы считаем, он подходит к лицензированным компаньонкам на улице с предложением позировать для картины. За деньги. Много денег, чтобы убедить их уйти с ним.
Надин впитывала каждое слово.
— Это всё? Больше ничего?
Ева подумала.
— Мы считаем, подозреваемый — неудавшийся художник, чьи посредственные работы были отвергнуты несколькими галереями города.
Надин прищурилась, наклонив голову, глаза прищурились — острые, зелёные.
— Ты хочешь его оскорбить. Я за.
— Именно. Психи, которых задето по самолюбию, чаще ошибаются.