Рео прищурилась.
— Вот это брауни. Ты знаешь, сколько времени и сил ушло на эти ордера?
Ева разломила брауни пополам и протянула половинку.
— Мне ещё нужны ордера на обыск, изъятие и арест.
— Ты его поймала? Слышала, он снова ударил этим утром. Суд завершился досрочно.
— Пока нет, но мы поймаем. Слишком много чётких, крепких нитей, за которые можно тянуть. А я прямо сейчас должна начать тянуть.
— Я возьму кофе навынос и пойду.
— Хорошо.
Рео подошла к панели, запрограммировала напиток.
— Иду посмотреть на новый дом.
— Ты идёшь туда в этих туфлях?
Рео подтянула ремешок портфеля на плече, взяла стакан в одну руку, а другой откусила кусочек от половинки брауни.
— У тебя свои суперспособности, у меня — свои. Свяжись со мной, когда у тебя будет имя и адрес.
Ева добавляла, вычеркивала, сверяла. Постепенно, с каждой минутой, список сокращался.
Когда зазвонил служебный линк на её столе, на дисплее высветилось имя Картер Моргенштерн, и она сразу ответила:
— Мистер Моргенштерн, это лейтенант Даллас. Спасибо, что перезвонили.
— Я только что прилетел. Господи, кто-то оставил мёртвую женщину у меня во дворе, когда моя жена и дети были дома одни!
— Да, сэр. Мне нужно—
— Меня не было дома, потом я не мог добраться обратно. У нас есть охрана. Я не понимаю, как это могло случиться.
— Я найду ответы. Мистер Моргенштерн—
— Нэт говорит, вы замужем за её боссом.
— Верно. Я также ведущий следователь по этому делу.
— Почему кто-то убил женщину и оставил её у моего дома?
— Я считаю, вас выбрали из-за вашей галереи. Мистер Моргенштерн, пожалуйста, — сказала она, когда он снова попытался перебить, — я понимаю, что для вас это всё невероятно стрессово.
— Это мягко сказано, с учётом того, как проходит мой день. Простите.
Она услышала, как он делает вдох.
— Простите, — повторил он. — Наша галерея? Боже, она у нас работала? Я ещё не проверял.
— Нет, сэр. Если вы придёте в Центр, я всё объясню. Нам нужна ваша помощь. Мы полагаем, что человек, ответственный за убийство, надеялся, что ваша галерея примет его работы — и получил отказ.
— Господи, так бывает несколько раз в неделю. Я не понимаю, как... Ладно, прошу прощения. Да, я приеду.
— Как можно скорее. Центральное отделение полиции, этаж убийств, лейтенант Даллас. Я организую для вас пропуск.
— Я выезжаю. Мне нужны ответы.
— Спасибо.
Она услышала приближение Пибоди.
— Картер Моргенштерн едет сюда. Оформи ему временный пропуск.
— Уже. Даллас, кажется, у меня есть информация по кистям. Владелец — это магазин в Париже — сейчас на вечеринке. Празднуют с женой золотую свадьбу. Но женщина, которая ответила на линк — я успела застать её перед закрытием — говорит, что, как ей кажется, помнит, как месье Кабо работал над этими кистями. Помнит, что у него в мастерской был принт картины, потому что это её любимая.
— Она видела человека, который заказал и забрал кисти?
— Думает, что да, но всё расплывчато. Говорит, было несколько месяцев назад. Американец, художник. Она проверила заказы за последние шесть месяцев — дальше доступа у неё нет, нужны права владельца. Она не нашла ни заказа, ни оплаты. Но!
Пибоди подняла вверх по два пальца с каждой руки и потрясла ими.
— Она видела запись! Она во Франции — и всё равно видела запись! Её это зацепило, думаю. Она свяжется с владельцем, скажет, что это крайне важно. Передаст ему мои контакты.
— Это он, Даллас. Это точно он.
— Скоро мы это докажем. Отличная работа. Оформи пропуск и помоги Трухарту дёргать за ниточки с тканями, пока не подъедет Моргенштерн.
— Эти компании скоро закроются на ночь, если ещё не закрылись.
— Дёргай быстро и сообщи, как только Моргенштерн будет на месте. У нас есть импульс. Мы его не упустим.
Она проверила время. Налила ещё кофе. Вернулась к работе.
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
После сна Джонатан Харпер Эберсол наслаждался бранчем в своём саду на крыше. Один из трёх домашних дроидов ухаживал за садом, поддерживая его пышным круглый год. С первого заморозка и до весны выдвижное стекло защищало растения и карликовые деревья от холода.
Но больше всего Джонатану нравилось, когда эта защита была убрана, и ничто не отделяло его от высокого вида на его часть города.
Он любил представлять, как прохожие на улице или люди в своих окнах смотрят вверх, завидуют ему, задаются вопросами о нём, восхищаются им.