Выбрать главу

Читаев привычно приземлился на расставленные в шаге ноги, чтобы второй шаг — бегом. Потом борттехник опустил стремянку. Читаев уже докладывал, приложив руку к каске. Тубол обнял его, затем подошли Азиз и Джафар, тоже обняли.

— Молодцы! Все сделали отлично, — Тубол положил руку ему на плечо. — А Хижняка вместе со специалистами сейчас же отправим в госпиталь.

Он шагнул навстречу высокому худощавому комэску в голубом комбинезоне, пожал ему руку и сказал несколько слов, Читаев не расслышал — гремели двигатели.

Тубол коротко попрощался со специалистами. А Джафар обнимал каждого, заглядывал в глаза, все хотел спросить, но не отваживался, потому что слышал, как сказал Тарусов: «Ноги моей здесь не будет». Он сразу понял, что имел в виду Тарусов под этой не совсем ясной для него фразой, понял больше по тону. Последним обнялся с Сапрыкиным, стараясь не прикасаться к раненой руке.

— Вернемся, обязательно вернемся, — успокоил его Сапрыкин. — Подлечимся только.

— Работа подождет! Главное — здоровье, — запричитал Джафар.

Но высокий комэск уже махал рукой. Сапрыкин поспешил к вертолету, за ним убрали внутрь трап, захлопнули дверь.

В госпитале, куда Тубол и Читаев пришли вместе, сообщили, что Хижняк так и не приходил в сознание, что ранение очень тяжелое, две пули в легком, потеря крови и, что самое опасное, задет позвоночник. Молодой крепколобый хирург с коротким ежиком волос говорил без обиняков, с тем профессионализмом, который выдает сам себя: нас интересует болезнь, а до остального дела нет.

— Операцию мы сделали. Сутки еще протянет, не более, — сказал он без интонации.

Читаеву захотелось ударить его, чтобы боль скрутила, сломала самодовольного доктора. За эти «сутки… не более», за то, что Хижняк умирал, но был жив, а ему уже подписали приговор. «Привык здесь, что нет родственников, хотя бы рожу состроил сочувствующую».

— Что ж вы сидите тут, околачиваетесь, ждете, шока умрет? Почему в Ташкент не отправили? — взорвался Читаев.

Он чувствовал, что его начинает колотить дрожь, что назревает скандал, но уже не мог совладать с собой.

— Это ничего не даст, — сказал хирург устало, как только Читаев умолк, остановленный молчаливым жестом Тубола. — И зря вы думаете, что мы не сделали все, что в наших силах…

Потом они надели халаты и прошли в палату. Читаева поразил желто-коричневый цвет кожи Хижняка. Дышал он прерывисто, чуть слышно. У изголовья сидела медсестра — пожилая женщина в золотых очках.

— Володя, — негромко позвал Читаев.

— Он без сознания, — сказала медсестра.

Тубол постоял молча, потом сказал, что пойдет, а Читаев, если хочет, пусть останется здесь.

— Нельзя, — сказала медсестра.

— Я договорюсь с начальником.

Он действительно договорился, и Читаеву разрешили находиться в палате. Раза два или три ему казалось, что Хижняк приходит в себя. Он вставал, но медсестра останавливала его жестом. Она все время молчала, очевидно, по профессиональной привычке. Несколько раз заходил хирург, проверял пульс. Медсестра делала уколы. Читаев смотрел на желтое безжизненное лицо друга, представлял и не мог представить его развороченное пулями тело, сейчас туго затянутое бинтами, верил и не мог поверить до конца той страшной и нелепой мысли, что Хижняк умрет, непременно умрет. Трубка с кислородом. Капельница…

Он пришел в сознание под вечер. Медсестра чуть встрепенулась, и Читаев понял, что Владимир пришел в себя. Он вскочил и на цыпочках подошел к нему. Глаза у Хижняка были потухшими и далекими, но это был осмысленный взгляд. Читаев увидел в нем муку и боль, ему даже показалось, что Володя и хочет сказать это: «Больно!».

— Ну, как ты, Володя? — спросил он, опустившись на колено рядом с ним. — Как чувствуешь?

Уголки его рта чуть дрогнули, и Читаев понял, что Владимир хочет улыбнуться. Потом он, не подымая руки, показал большой палец. Сергей почувствовал, как к горлу подступил комок. Он попытался сглотнуть его, но не получилось.

— Мальчик… — едва слышно прошептал Владимир.

— Что — мальчик? — не сразу сообразил Читаев. Потом понял, заторопился — С мальчиком все в порядке, мать его забрала, ты молодец, Володя… Только ты поправляйся, слышишь меня, не хандри, врач сказал, что все будет хорошо.

Он продолжал говорить, но Хижняк закрыл глаза, Сергей продолжал все так же торопливо ободрять, обнадеживать, как будто именно от этого сейчас зависело все. Он замолчал, когда понял, что Владимир снова впал в забытье. Но через несколько минут Хижняк снова открыл глаза. Сергей с готовностью наклонился к нему.