И посмотрел на меня ободряюще.
– Я же говорю, на уровне, – продолжал он быстро, убеждая как будто бы самого себя и торопясь, явно думая сейчас о чем-то другом. – Этот материал редколлегией уже фактически одобрен. Вот и ты напиши что-нибудь в таком же духе. Идет? Ты ведь еще лучше написать сможешь, я в тебя верю! Давай, давай. Найди конкретную тему и напиши. И поторопись, я жду. Договорились?
Он деловито протянул мне руку.
А у меня ком стоял в горле. Это после я все происшедшее окончательно понял, а в тот момент не мог осознать четко и выразить. Алексеев все-таки не такой дурак и холуй, и если бы я объяснил ему связно, он, может быть, даже и понял. Но в тот момент я Алексеева просто-напросто ненавидел…
И машинально и молча я пожал его руку. Кажется, даже не сказал «до свиданья», а просто вышел.
Не в первый раз в те свои «исторические» дни я ощущал, что мое лицо сковало. «Спортсмен, альпинист, – думал я как-то механически, шагая по коридору. – Пловец с бородой! Как же вы можете… Зачем же вам бодрость, если…»
Хорошенькая стройная девушка в мини чуть не столкнулась со мной в коридоре, кокетливо ойкнула. Просторный холл был по-прежнему залит солнцем. Опять был по-настоящему весенний апрельский день. На деревьях бульвара радостно щебетали птицы…
Я шел и внимательно смотрел на прохожих. Некоторые разговаривали, некоторые даже весело улыбались. Неужели я и на самом деле какой-то ненормальный, и прав вовсе не я, а они – Антон, Алексеев, женщина, которая написала очерк, все, все, кто идет по улице, улыбается даже… Все путем, да? Все хорошо у нас, да? Все люди – братья, братья и сестры, и так хорошо в стране советской жить под руководством Партии родной и правительства нашего, которое заботится, заботится, заботится, ночами не спит…
Добрался до своей комнаты, сел на стул и долго сидел неподвижно. Неужели действительно никому ничего не нужно, все путем, все довольны… Только я такой? Ну, Амелин еще, ну, Штейнберг. А вот Лора…
Зазвонил телефон в коридоре, я вздрогнул. Быстро встал, вышел в коридор, снял трубку. Да, мне. Но не она. Алик Амелин. Опять предложение: побывать в одном из райкомов города, где – Алик опять только что узнал – заведено «дело о моральном разложении» двух молодых людей, парня и девушки.
– Я думаю, тебе интересно будет, – говорил Алик, как всегда дружески, и от доброго его голоса мне стало легче.
– Да-да, Алик, конечно, – отвечал я машинально. – Спасибо тебе, спасибо. Поеду, конечно, поеду.
– Запиши телефон и позвони прямо сейчас…
Записал. Позвонил, договорился. Поехал…
11
При комитете комсомола одного из районов Москвы организовали РОМ, то есть Районное Отделение Милиции. «На общественных началах» – то есть в свободное от работы время и без заработной платы сотрудникам. Чистый энтузиазм. Идея ясна: для того, чтобы лучше бороться с преступностью, логично подключить общественность, то есть народ. Чтобы общество, так сказать, лечило само себя. Разумно? Разумно! Вот и решили поэтому – «на общественных началах»! Дав активистам-комсомольцам автомашину и кое-какие права.
Вообще-то, конечно, здорово. Я помнил, что в одной из работ Ленина была мысль о том, что именно «вооруженный народ» – не какая-то особенная группа, а весь народ, то есть все граждане страны, вооруженные светлой идеей справедливого общества, а также холодным и горячим оружием, могут обеспечить свою свободу лучше, чем любые государственные учреждения. Тем более, что согласно учению Маркса, государство, по мере торжества коммунистических идей, должно постепенно отмирать, пока не умрет совсем. Кстати, так ведь – и до учения Маркса – было в Америке. Люди, вооруженные кольтами и смит-и-вессонами, установили свой порядок и добились справедливой Конституции Соединенных Штатов и «Декларации независимости». Здорово! Правда, у нас от такой идеи быстренько тогда отказались…
Входил я в помещение то ли клуба, то ли «агитпункта», где располагался РОМ, с интересом острым. Даже как-то очень быстро опять улетучились грустные мысли. Дело надо делать, а не сопли распускать! Любопытно, черт побери, что они делают здесь. Вот же, стараются люди все-таки…
Маленький зал со сценой, коридорчик, несколько комнат. В коридорчике толпились ребята лет двадцати, взволнованные, возбужденные. Я услышал часто повторяемое слово: «операция».
– Ты куда сегодня? – спрашивал один парень другого.
– Да вот, операцию проводить будем. А ты с нами разве не едешь?
– На операцию? Нет, сегодня не еду. Я вчера был.
Я спросил, где у них тут начальство. Показали на дверь одной из комнат, я постучал и вошел.