Везло в тот понедельник! С первого раза дозвонился из автомата до Силина, попросил разрешения приехать сегодня. Он согласился! Условились на пять часов вечера.
Оставалось четыре часа. Можно поездить по магазинам за фотобумагой. Нужна «Бромпортрет» картон, а она есть далеко не везде…
Объездил несколько магазинов, и только в одном, слава богу, достал, успел отвезти домой.
Ровно в пять стучал в одну из дверей райкома комсомола – с трудом отыскал его в огромном старинном здании, где глухо и жутковато отдавались шаги в пустынных каменных коридорах.
Трудно понять, что было в этом здании раньше, но оно казалось мертвым, как гигантский окаменевший скелет доисторического животного. Непонятно назначение бесконечных каменных проходов, коридорчиков, тупиков. В одном из таких тупиков и оказалось помещение райкома комсомола…
– Сейчас заседание, – сказала бойкая встрепанная девчонка, которая высунулась на стук. – Подождите, погуляйте пока.
Прошел утомительный час. Я листал свой блокнот, прикидывал, как лучше использовать время, оставшееся до 26-го. Три дня. Написать очерк о Грушиной все равно не успеть. Да и не очень хочется почему-то. Частный это случай, проблему никак не решает. А проблема весьма серьезная. Тут ведь не только о «маленьких преступниках», тут вообще. И узнать кое-что еще можно, пока «мандат» у меня есть. Хорошо бы Алик договорился насчет тюрьмы… Что еще? В ЦК, к секретарю, что выступал на Активе – Шишко. Да, туда обязательно! А завтра к Раисе Вениаминовне… Набирается материал, набирается, но все равно не надо торопиться, нужно понять, понять. После детсадовских праздников и засяду. Тут не один только очерк, тут…
И все-таки поразительно! – вспомнил я вдруг про Алексеева. Ведь хороший, как будто бы, человек. И тема на самом деле острая, нужная. И он сам поручил мне очерк. Проблемный! И ему мои рассказы понравились, хотя в печать не пошли… Но тогда почему же? Почему «Клуб Витьки Иванова» со Штейнбергом он с порога отверг? А «Суд над равнодушием», написанный какой-то женщиной по-идиотски – одобрил! Теперь ясно мне, что «не пройдет» и «Собрание в СУ-91», и «РОМ на общественных началах» с Рахимом, Амарантовым и Володиной. И «Актив» не пройдет, если напишу по-своему! Хотя Алик Амелин, как и я, именно эти сюжеты считает важными. А ведь Алик не кто-нибудь, а завсектором Горкома комсомола! В чем же дело? Чего же он, Алексеев, хочет? «С кондачка», как сказала Лианозова, так что ли?
И неприятная, жутковатая мысль опалила меня: ведь они все ждут! Те, с кем я встречался, разговаривал, записывал их слова… Они же все искренне говорили, от души… Они надеются! Алик Амелин, Штейнберг, Грушина-Ваничкина… Лианозова, следователь Семенова… А та девушка с дневниками, Володина, – я же ведь и ее просто обязан защитить! Какой бы она ни была – разве можно дневники изымать, читать, другим предлагать? Ведь как фашисты эти Рахим, Шамиль… Но что, что я могу? Если даже Алексеев…
Наконец, дверь отворилась, в клубах табачного дыма появилось несколько возбужденных молодых людей, они уходили. Силина среди них не было, и я рискнул войти.
В большой комнате с высоченным потолком сидели двое: Силин и еще один человек, постарше, лет тридцати двух. Одет он был так: грубая рубашка с расстегнутым воротом и кожаная куртка нараспашку. Видно было, что оба – и Силин, и этот второй здорово устали.
– Вы из журнала? – догадался черноволосый внимательный Силин. – Садитесь, пожалуйста, мы сейчас. Извините, что задержали. У нас тут собрание только что… Едва управились.
Он опять показался мне симпатичным, живым.
Они убрали со стола какие-то бумажки, человек в кожаной куртке вывалил в ведро гору окурков из пепельницы, выпил воды, налив ее в стакан из графина, потер лицо ладонями и с улыбкой посмотрел на меня.
– Ну, что вы от нас хотели? – спросил приветливо.
– Это – первый секретарь райкома Варфоломеев, – сказал Силин, кивая на говорившего. – А я второй секретарь, вы знаете.
– Да-да, очень приятно, – пробормотал я. – Понимаете, журнал поручил мне очерк… Я слышал ваше выступление на Активе 11-го, мне понравилось. И хотелось бы поподробнее. Мне показалось, что у вас правильный подход.
Варфоломеев с ласковой и чуть снисходительной улыбкой смотрел на меня.
Черноволосый Силин оживился тотчас:
– Вам понравилось выступление? Там не поняли, понимаете… – и он выжидающе посмотрел на Варфоломеева. Варфоломеев кивнул:
– Да, не поняли. Вялая реакция была, прямо скажем.
– Я тоже заметил, что не поняли, – сказал я. – Понимаете, вы после Начальника МУРа выступали, люди настроились на эффекты, а вы говорили о деле, практически. Да еще шефы, которых вы критиковали, в зале сидели…