– Вот именно! – Силин еще более оживился. – Я, конечно, сумбурно выступал, – продолжал он с воодушевлением, – но, по-моему, дело в существе, верно? Понимаете, мы долго думали над этим с Сашей, – он кивнул на Варфоломеева. – Сначала так было: шефов набрали аж семьдесят человек. Армия, целый полк! А как до дела дошло, осталось двадцать, да и те… Трудно ведь это – перевоспитывать, да и, честно говоря, с какой стати? И потом: что значит перевоспитывать? И как? Нам тоже не очень-то хотелось с шефством возиться, не верилось в успех совершенно! До того случая. Помнишь, Саш?
– Да, конечно, – подтвердил Варфоломеев, все еще улыбаясь.
– Я ведь говорил на Активе, – горячо продолжал Силин. – Понимаете, мы вот с чего начали: посетили детский приемник так называемый, то есть попросту тюрьму, где ребят держат до суда под следствием и после суда, перед отправкой в колонию. Посмотрели на них… Остриженные, бледные. Несчастные! Им всего-то лет по шестнадцать, а кому и того меньше. И девочки ведь там тоже! Противоестественно, понимаете. Им бы в футбол на улице играть, учиться – жизнь только начинается, – а они… Какие ж это преступники? Про родителей, конечно, и говорить нечего! Многие из них виноваты, да, но теперь-то чего ж. Сплошное горе. У них у самих ведь тоже… Ну, короче говоря, тут-то мы и загорелись. В беде ребята! Этим, которые попали, уже вряд ли поможешь, но другим-то, другим, так называемым «трудным», кто – на пороге… Заранее надо, заранее! Мы вообще считаем, что это наша находка была – вот так в детский приемник прийти, на ребят арестованных посмотреть. Психологический момент, понимаете! Ведь одно дело, когда в рабочем порядке назначают, поручение дают: воспитывай! И совсем другое – когда видишь ребят… Стриженые, бледные. Во сне вижу их, горемык.
– Да, – сказал Варфоломеев, перестав улыбаться. – Впечатляюще было. С этого и надо начинать. Молодец, Валерий, это ведь твоя идея была.
– Да ладно, какая разница, чья, – продолжал Силин, волнуясь. – Главное, что по-настоящему принялись думать – что, как… И, знаете, к какому выводу пришли? Шефство себя не оправдывает! Да, да, надо это честно и открыто признать! Не оправдывает! Конечно, для отчета, для «галочки» хорошо. Вот, мол, у нас столько-то шефов, к стольким-то прикреплены… А на деле? Глупости! Не то! Можно даже сказать: кощунство это! Ну как можно человека вот так, между делом, перевоспитать, подумайте! И с какой стати? Два-три раза в неделю, да и то по обязанности… Смешно! А если тебя к нему прикрепили, а он тебе не нравится? Что ж хорошего от такого «шефства»? Лицемерие, только и всего! Ну, зашел к парню, поговорил. «Не хорошо, мол, не надо!» А дальше что? У всех у «шефов», своих хлопот под завязку, а ведь парень-то, глядишь, и поверит. Привыкнет… А потом? Жизнь-то его от твоих душеспасительных бесед изменится, что ли? Потому я и говорю, что кощунство. Помните, как в «Дон Кихоте»? Благородный Дон помог мальчику, которого бил хозяин, а потом что было? Дон уехал, а мальчик-то ведь с хозяином остался… Ну, да ясно, чего там! На Активе меня не поняли потому, что обиделись. Вы правы: в зале столько шефов сидело! Благородные люди, видите ли… Миссионеры! По идее-то благородно. А на деле?
Я слушал, и чувства мои кипели опять. Он прав, он прав, Силин, он очень прав! – думал я, и радость вспыхнула поначалу – как тогда, в первый день у Амелина. Вот тебе и комсомольские вожди, оказывается! А сколько уже насмешек было над «Ленинским Комсомолом», да и в СУ-91 каких комсомольцев я видел?! Но тут…
Увы, скепсис во мне появился. Это ведь только одна часть, одна сторона… Ведь правды боятся в журналах, газетах. Ведь насмешливыми стали слова из песни: «Если кто-то кое-где у нас порой…»? И преступления, между прочим, растут…
– Добро бескорыстным должно быть, – тем временем вставил Варфоломеев в бурный монолог Силина. – И быстрого отчета за проделанное добро требовать нельзя. И вообще формально относиться к серьезнейшей проблеме безнравственно. А мы что делаем?
– Именно! – все больше волнуясь, продолжал Силин. – У нас уже искренность, сочувствие, сострадание хотят в процентах измерить и в план внести! Глупость же! Нельзя из людей сознательность, как сок, выжимать! А с шефством этим что получается? Планируем перевоспитание – вот до чего дошло! Отчета требуем! А легко ли это – другому человеку помочь? В душу его влезть? Да еще если у него жизнь ни к черту сложилась. Родители никуда не годные, к примеру, вечно пьяные…
– А то их и вовсе нет, – вставил Варфоломеев.