- Да, пожалуй, так оно и есть, - сказал Дельгадо. Он кивнул и поднялся из-за стола, отодвигая стул. - Приятно было познакомиться. Надеюсь еще увидимся где-нибудь.
- Позвольте заказать вам что-нибудь, - предложил Кастаньеда.
- Нет, спасибо. У меня еще целый час до смены, - ответил Дельгадо и направился к выходу.
Кастаньеда приветливо помахал ему вслед рукой.
Было уже семь часов вечера, когда Браун смог наконец добраться до Мэри Эллингхэм, той самой женщины, которая двенадцать часов назад позвонила в участок и сообщила о пропаже мужа. Хотя уже совсем стемнело, но ночь еще не вступила в свои права. Город сейчас переживал именно тот период, который определяется словом "вечер". Это поэтическое слово всегда вызывало некое движение души у Брауна, может быть, только потому, что в детстве он как-то вовсе не выделял это время суток и слово "вечер" для него не существовало и употреблять он его стал только после того, как встретился с Конни - своей будущей женой; тогда время перестало просто делиться на "ночь" и "день", на черное и белое; Конни привнесла в его жизнь полутона и за это он будет благодарен ей до конца дней.
Норс-Тринити представляла собой коротенькую, всего в два квартала улочку, соединяющую Силвермайн-Овал и Силвермайн-Роуд у самой северной окраины территории участка. С того места, где Браун поставил свою машину, можно было видеть воды реки Харб, а если смотреть в сторону делового центра города, то можно было разглядеть и разрозненные огоньки вилл в Смоук-Райз и яркую иллюминацию моста Гамильтона. Окна на Норс-Тринити мягко светились домашним уютным светом. Браун отлично знал, что за этими окнами большинство владельцев квартир наслаждались отведенным для коктейлем часом. В этом городе всегда можно определить социально-экономический статус кого угодно, спросив у него, в котором часу он садится за обеденный стол. В трущобах типа Даймондбэк обеденный час уже давно кончился. На Норс-Тринити обитатели ее только начинали садиться за свои предобеденные коктейли. А ближе к деловому центру, например на Смоук-Райз, обеденное время наступит не ранее девяти - половины десятого вечера, хотя коктейли могут начать подавать уже с полудня. Браун почувствовал, что здорово проголодался.
В окнах дома номер 742 по Норс-Тринити света не было. Браун поглядел на часы, пожал плечами и позвонил во входную дверь. Он подождал немного и позвонил вторично, а затем сошел с крыльца на тротуар и посмотрел на окна второго этажа, в которых внезапно загорелся свет. Он снова поднялся на ступеньки крыльца и остановился перед дверью. Он услышал чьи-то шаги, кто-то выглянул в глазок двери.
- Да? - спросил женский голос.
- Миссис Эллингхэм?
- Да?
- Детектив Браун, Восемьдесят седьмой участок полиции.
- Ох, - сказала миссис Эллингхэм. - Ох, одну минуточку, прошу вас. - И он услышал звук отпираемого замка.
Мэри Эллингхэм на вид было лет сорок. На ней был накинут мужской халат. Волосы ее были в беспорядке, а лицо горело.
- Прошу прощения, что я не смог заехать к вам раньше, - сказал Браун. - У нас сегодня выдался очень тяжелый день.
- Ох, - сказала миссис Эллингхэм. - Да?
- Я отниму у вас совсем немного времени, - сказал Браун, доставая из кармана блокнот и ручку. - Вам нужно будет только дать мне более подробное описание внешности вашего мужа...
- Ох, - сказала миссис Эллингхэм.
- Его зовут Дональд Эллингхэм, правильно?
- Да, но...
- Его возраст?
- Понимаете ли...
Браун перевел взгляд с блокнота на женщину. Миссис Эллингхэм выглядела необычайно смущенной. Не успела она еще ничего сказать, как Брауну вдруг стало ясно, в какую ситуацию он попал, и тут он сам неожиданно смутился.
- Видите ли, - сказала миссис Эллингхэм, - он вернулся. Мой муж, я говорю. Он вернулся совсем недавно.
- Ох, - сказал Браун.
- Да.
- Ага.
- Да. Простите меня, пожалуйста. Я, по всей вероятности, должна была вам позвонить...
- Нет, нет, все в порядке, - сказал Браун, засовывая обратно в карман блокнот и ручку. Другой рукой он уже нашаривал дверную ручку у себя за спиной. - Очень рад, что у вас все утряслось.
- Да, - сказала миссис Эллингхэм.
- Спокойной ночи, - сказал Браун.
- Спокойной ночи, - ответила она.
Она мягко притворила за ним дверь и Браун медленно спустился по ступенькам вниз. Перед тем как сесть в свой автомобиль, он снова бросил взгляд на дом. Окна в верхнем этаже успели уже погаснуть.
В дежурном помещении участка тем временем трое детективов, отозванных из отпусков для пополнения сил, ворчали по поводу того, что им тут, похоже, заняться нечем, учитывая, с какой быстротой Карелле и Брауну удалось распутать дело о зеленной лавке. Одно дело, когда тебя отзывают из отпуска в виду крайней необходимости, черт побери, но совсем иное, если срывают нормальный отдых только ради того, чтобы заставить высунув язык бегать по всей округе и собирать никому не нужные данные, а другие в это самое время идут себе по горячему следу и спокойно производят задержание преступников.
- А знаете, чем я планировал спокойненько заниматься сегодня? вопрошал Ди Мазо.
- Чем?
- Я хотел смотреть по телевизору футбольный матч, а потом мы должны были закатить отличнейший семейный обед. Приехала моя сестра из Скантона. Она и приехала-то только потому, что знала, что я сейчас в отпуске. И вместо всего этого я должен был весь день протрепаться с людьми, которым наплевать на то, застрелили хозяина овощной лавки или нет. А уж на то, что при этом подстрелили и полицейского, им и тем более наплевать.
- Ладно, ребята, - проговорил наиболее мирно настроенный из них Меривезер. - Все это - только составная часть нашей работы. Этого всегда следует ожидать.
В двух изолированных комнатах в конце коридора Уиллис проводил допрос Сони Соболев, а Дженеро - Роберта Хамлинга. Ни один из этой парочки не воспользовался своим правом на присутствие адвоката. Хамлинг объявил, что скрывать ему нечего и, казалось, был даже рад, что рассказ его заносится в протокол. Он почти дословно повторял все, сказанное им при задержании: Люис Скотт находился под воздействием какого-то очень сильного наркотика и выбросился в окно, несмотря на все попытки Хамлинга удержать его и воспрепятствовать самоубийству. Полицейский-стенографист внимательно вслушивался в каждое его слово и шлепал на своей машинке.
Соня Соболев не воспользовалась услугами адвоката потому, видимо, что не считала себя причастной к смерти Люиса Скотта. Однако ее версия весьма отличалась от версии Хамлинга. Если верить Соне, Хамлинг встретил этого бородатого Скотта вчера днем и они болтались по городу, отлично проводя время. Скотт и в самом деле что-то отмечал - он праздновал приход из дому денежного перевода на сумму в двести долларов, которые он уже получил десятидолларовыми купюрами и таскал за собой в укрытом под рубашкой специальном поясе для денег. Хамлинг пришел на квартиру Скотта и сначала попытался напоить того до бесчувствия. Когда же из этого ничего не вышло, он спросил у Скотта, как тот относится к тому, чтобы их мужскую компанию оживить женским присутствием. Скотт счел это отличной идеей, и тогда Хамлинг спустился вниз, чтобы позвонить Соне.
- Что он сказал вам, когда вы с ним встретились? - спросил Уиллис.
- Ну, когда я сошла с поезда метро, - сказала Соня, - Бобби уже дожидался меня на станции. Он сказал, что тут неподалеку у себя на квартире нас поджидает один работающий под хиппи пижон, у которого в поясе хранятся двести долларов, и что он Бобби, решил добыть их у него во что бы то ни стало. Он сказал, что единственным способом добраться до этого пояса будет попытка уговорить этого пижона раздеться. А для этого нужно, чтобы я разделась первой, - Соня пожала плечами. - Ну, мы поднялись к нему.
- Так, а что было потом?
- Ну, потом я зашла там в совмещенный туалет, причесалась и сняла блузку. Потом вошла в комнату уже без блузки. Хотела посмотреть, удастся ли мне, ну, как это сказать, завести его. Ну, чтобы он тоже разделся. Мы там выпили довольно много вина.