— Для кого как, гражданин следователь. Для нас — товарищ.
— На вашем месте я был бы осмотрительнее, — почти ласково сказал Жихарев.
— Что делать, нет практики.
Жихарев отодвинул дело и теперь уже с подчеркнутой неприязнью посмотрел на меня.
Частностей оказалось не так мало. Целая человеческая жизнь. И все-таки следствие скоро кончилось. Все поставлено на свои места.
Начальник участка Климов признал свою вину полностью. Подкрановые пути проверял крановщик. Но крановщик погиб, его к ответственности не привлечешь. Еще существуют бригадиры. Однако каких-либо указаний на этот счет бригадиры не получали. Показания свидетелей обвиняемый Климов подтвердил. Ход следствия признали правильным. Наши показания, как и выводы комиссии, приобщили к делу. Суд назначили на вторник четвертого июля.
Пока шло следствие, Николай был замкнут и раздражителен. Мы часто собирались вечерами и уже в какой раз пытались что-то уяснить окончательно. На наши вопросы Николай отвечал односложно: да, нет, может быть. Со стороны даже казалось, он избегает нас. Предположения, догадки, противопоставления — все это могло и, наверно, должно быть вначале, после чего и появляется нечто целое, что принято называть выводом: он не виновен или наоборот — он виноват. У нас же все было иначе: «не виноват», «не мог так поступить» — существовало как раз и навсегда определенное.
Для такой ошибки он слишком собран, рассуждали мы, точен, иногда даже категоричен. Он мог обидеть иронией, вывести из себя начальника треста, мог возмутить упрямством, точнее, самоуверенностью, оказаться добрым больше чем нужно. Но забыть дать указание — нет. Это на него не похоже.
Разве мы его плохо знаем? Мы знаем его отлично. Но тогда почему он не хочет нам помочь. Почему? Не может же человек желать, чтобы его осудили. Что делать, мы действительно не верили в его виновность.
— Давайте все взвесим еще раз.
— Давай, — невесело соглашаются ребята.
— Общеизвестно, что проверка подкрановых путей обязательна.
— Пожалуй, тем более весной. — Сергей ломает спички.
— Если я их проверил вчера, если я их проверил позавчера и вообще делаю это каждый день, что мне мешает их проверить сегодня.
— Действительно, что может нормальному человеку помешать совершить нормальный поступок?
— Н-не…нормальность. Духовная депрессия, — прерывает мои рассуждения Сашка и краснеет. Сашка всегда краснеет, когда произносит длинные слова.
— Причины? Нервное потрясение.
— Прекрати ты дымить своей вонючей сигаретой. Мешаешь сосредоточиться.
Димка виновато улыбается и аккуратно тушит окурок.
— Да… Так на чем мы остановились. Мы остановились на Б. Итак, Б. — разлад с друзьями, В — разлад с Ленкой.
— Первое исключено.
Ребята переглядываются.
— Ис-сключено, — подтверждает Сашка.
— Второе. Что вы на меня уставились? Пожалуй, тоже исключено.
— Пожалуй, тоже исключено, — как эхо повторяет Сергей.
— Дима, ты можешь посидеть спокойно? У меня начинает кружиться голова. И вообще…
Сашка что-то рисует на листке бумаги.
— Что такое Г?
— Наше положение.
— Не смешно.
— Почему же? Грубо, но верно. — Димка громко сморкается.
— Неприятности на работе, точнее, конфликт с начальством, разговор с рабочими. Первым с ним встречается Сергей. Их участки рядом.
— Нет, — Сергей задумчиво мотает головой… — Нет. Во всяком случае, мы бы обо всем знали.
Он смахивает со стола обломки спичек.
— Следовательно, духовная депрессия отпадает… — Я по очереди оглядываю ребят.
— Похоже на это, — бормочет Димка.
— Очевидно, — присоединяется Сергей.
— 3-значит, дал указание, — заключает Сашка.
— Пишем римское два.
— Предположим — указание дано… Вопрос — кому?
Этот ребус нам порядком надоел.
— Если верить следствию — никому, — бормочет Димка и снова начинает кружиться по комнате. — Если верить… если верить… Какого черта мы тогда здесь торчим.
— Дима, у меня рябит в глазах, ты можешь сесть?
Дима пожимает плечами:
— Если вы настаиваете.
— Настаиваем, — отрубает Сергей.
— Да. Так на чем мы остановились?
— Мы остановились на «кому»? Двух мнений быть не может. Бригадирам.
— Допустим.
— Чего допускать. Отпадает.
Он входит неожиданно.
— Я подписал все протоколы. — Николай расстегивает рубашку. — Будем считать, что мне не повезло.
Нам не хочется начинать этот разговор, но другого выхода нет.