Сашка взял верх, Сашка перехитрил его. Весь этот разговор о жизни, это неудержимое словоблудие оказалось ловко рассчитанной игрой.
— Зачем ты приехал?
Вопрос не очень вязался с тем, о чем только что говорил Сашка, однако он легко справился с замешательством и невозмутимо ответил:
— По делам.
Сергей понял, что совершил ошибку, однако останавливаться было поздно.
— И встретился со мной ты тоже совершенно случайно?
— Отчасти, — ответил Сашка и очень спокойно посмотрел ему в глаза.
— Вот как. Тогда чем могу быть полезен?
— Ничем. А впрочем, нет. Где работает Лена?
— Это еще зачем?
— Так. Чисто человеческий интерес.
— Ах чисто человеческий. Тогда постарайся найти иной источник информации.
— Боишься?
— Кого, тебя?
— Нет. Нас.
— Собачий бред. Она дома с ребенком.
— Сын, дочь?
— Сын.
— Поздравляю. Пусть наши дети будут лучше нас.
— Послушай…
— Руки, Сережа, руки. Между прочим, у меня новый костюм. Прошу с этим считаться?
— Что вам от меня нужно?
— Нам? Ничего. Милый и теплый разговор — моя собственная инициатива, не больше.
— Врешь.
— Даю слово.
— Не понимаю зачем? Прошли два года.
— Ты неточен. Раньше у тебя была лучше память. Год и одиннадцать месяцев.
— Может быть. Ну и что?
— Ничего. В воскресенье возвращается Николай.
— Ах, вот в чем дело. Это следует понимать как предупреждение?
— Нет, информация. Обычная информация. Ты же никак не догадаешься спросить: «Ну, как там у вас?» Вот я и решил… Может, тебе будет интересно узнать.
— Да, очень интересно.
— Я так и думал. Ну, будь здоров. Привет от всех нас супруге. Надеюсь, ты не забудешь его передать?
Сашка ушел. А он еще очень долго стоял среди захламленного пустыря. Без каких-либо мыслей, желания, стоял просто так. С каким-то тупым безразличием смотрел прямо перед собой в грязно-желтые сплетения травы. Уехал ли Сашка сразу или еще какое-то время был в городе, Сергей не знал. Да и думать об этом ему не хотелось. Чем больше он убеждал себя в случайности их встречи, несерьезности, а еще лучше, кажущейся озлобленности их разговора, тем определеннее становилось ощущение беспокойства и страха, которое лишь иногда тускнело, но уже не могло исчезнуть совсем. Чего именно он боялся и был ли это истинный страх, какая разница? Всю неделю его мучали сомнения. Стоит ли вообще о их встрече рассказывать Ленке? Временами он уже готов был это сделать, но вдруг в самый последний момент передумывал и тогда начинал непривычно для себя суетиться, говорить что-то невпопад. Лена удивленно смотрела на него, пожимала плечами и растерянно говорила:
— Ты становишься каким-то ненормальным.
На следующий день повторялось то же самое. Он возвращался с работы измотанный внутренним беспокойством.
Несколько раз выговаривал себе: «Я скажу все, так будет даже лучше». У него был свой ключ, но всю эту неделю он предпочитал звонить. С нетерпением ждал, когда откроется дверь и он увидит ее лицо. Дверь открывалась. В передней был потушен свет. Это казалось ему плохим предзнаменованием. Она говорила: «Здравствуй» — и уходила к сыну. В ногах появлялась отвратительная слабость. На кухне, пригибаясь под гирляндой непросохших пеленок, Сергей садился за стол и снова ждал, когда придет она, наступит удобный момент, и вот тогда… Увы, но тогда ничего не случалось. Она возвращалась с сыном на руках. Сергей настойчиво заглядывал ей в лицо. Ее это смешило. Очень скоро он понимал, что его опасения напрасны. Она ничего не знает. Теперь, как нарочно, все мешало их откровенному разговору, а ему почему-то становилось легче. «Стоит ли, — спрашивал он себя, словно беспокоился, что передумает, и тут же торопливо отвечал: — Поживем — увидим, а пока не стоит».
Иначе быть не могло. Лена обо всем узнала сама. И Сашка тут ни при чем. Какое-то письмо, какая-то подруга. Да мало ли причин, удобных, случайных, обычных причин.
Директор отнесся к его идеям неопределенно. Похлопал по плечу и назидательно сказал: «Молодо-зелено. Мне бы ваши годы. Достаточно дерзко, однако спешить не будем».
При их разговоре главный инженер молчал, а когда директор ушел, громко высморкался и, не глядя на Сергея, буркнул:
— Ни к чему все это, Сергей Дмитриевич. Суета.
Надо бы смолчать, но Сергей не выдержал:
— Вас послушай, в болоте сидеть — высшее наслаждение.