— Я не знаю никакого Гринберга, — после продолжительной паузы ответил Золотов-Аганов.
— Не знаете человека, который расчищал для вас дорогу?
— Не знаю.
— Значит, вы сами расчищали себе дорогу — подготавливали людей, которые могли дать вам порядочную сумму денег?
— Не ловите меня на слове.
— Хотите правду?
— Слушаю.
— Вы боитесь.
— Вас?
— Меня. Моих коллег. Своих друзей и знакомых. Себя. Вы боитесь всех, кто вас окружает. Кто вольно или невольно связал с вами свою судьбу. Мне искренне жаль вас. Честное слово.
— Пожалел волк кобылу, — криво усмехнулся Золотов-Аганов.
— Напрасно иронизируете. Мне действительно искренне жаль вас. Вы умный энергичный человек. У вас когда-то были добрые увлечения. Признаться, мне не совсем удобно снимать с вас допрос. Говорить вам, что такое хорошо и что такое плохо.
— Хватит.
— Не нравится?
— Не нравится, — признался Золотов-Аганов.
Он с прежней снисходительностью смотрел на Азимова, однако в его глазах уже не было прежней уверенности.
Видно, Азимов сумел все-таки затронуть в нем какие-то неведомые для него струны.
— Не нравится, — повторил Азимов. — Вы действовали, мягко говоря, смело. Откуда у вас это, скажите?
— Тимур Назарович, сколько можно толочь воду в ступе?
Золотов-Аганов порылся в карманах, вытащил носовой платок, вытер вспотевший лоб, потянулся к стакану с водой.
Азимов положил руки на стол, легко откинулся на спинку стула: лед все-таки тронулся.
— Итак?
— Я думаю, что вы слишком спешите, Тимур Назарович. Не лучше ли нам поговорить о чем-нибудь другом? Например, о вас... Между прочим, сколько вам лет? Если не секрет, разумеется.
— Двадцать пять.
— Двадцать пять! — воскликнул Золотов-Аганов. — Неужели вам двадцать пять лет? Я считал, что вам еще нет семнадцати. Значит, вы уже совершеннолетний. Наверное, имеете офицерское звание?
— Да, имею. Лейтенант.
— Лейтенант? Смотри! Похвально. Весьма похвально. Усы. Свои или нет? Реквизит?
— Свои.
— Рад... Я, видите ли, полагал, что вы еще младенец. Касым Гулямович заболел?
— Здоров.
— Так... Простите, Тимур Назарович, простите, — склонил голову Золотов-Аганов. — Вы, оказывается, уже свободно можете заменять опытных криминалистов. В таком случае, это меняет положение. Я поступаю в ваше полное распоряжение. Делайте со мной, что хотите. Кстати, разрешите закурить?
— Курите.
Азимов не курил, однако всегда в столе держал папиросы или сигареты, заботясь не столько о друзьях, томящихся без курева, сколько о посетителях, попадающих к нему в кабинет не по собственному желанию.
Золотов-Аганов неторопливо закурил и долго молча тянул ароматный дымок. Какие мысли волновали его в это время? Азимов многое бы отдал, чтобы получить ответ на этот вопрос. Он вчера после свидания с Романовым ездил к жене Аганова. Это была старая забитая женщина. Она с неохотой приняла его. Собственно, того разговора, о котором мечтал Азимов, не получилось. Это был скорее короткий сухой диалог. Правда, из него можно было извлечь кое-что для разоблачения Аганова.
Азимов спросил жену Аганова:
— Вы давно живете с Виктором Александровичем?
— Давно. Двадцать лет, — ответила женщина.
— Когда вы узнали, что он преступник?
— Почти сразу после свадьбы.
— Вы не пытались уйти от него?
— Пыталась. Даже уходила. Потом возвращалась.
— Почему?
— Не знаю. Наверное, любила.
— Он тоже вас любил?
— Нет. Он любил деньги.
— Что вы думаете делать?
— Я? — Женщина устало пожала плечами. — Буду ждать. Вы ненадолго посадите его? Хотя это не имеет значения. Я все равно буду ждать. Это как алкоголизм. Не вылечишься.
Значит, Аганов любил деньги и только деньги. Эта страсть наверняка поможет сдвинуть дело с мертвой точки, решил Азимов. Во всяком случае, Аганов не останется равнодушным, узнав, что деньги и драгоценности, которые он хранил в тайнике, обнаружены.
— Итак?
Золотов-Аганов вдавил окурок в пепельницу, с улыбкой взглянул на Азимова и просто, как другу, сказал:
— Спрашивай.
Азимов повременил немного, словно проверял, был ли с ним искренен Аганов, потом продолжил допрос с еще большим натиском, убежденный в том, что Аганов до поры до времени по-прежнему будет все отрицать, пока не увидит, что игра проиграна.
— Признаете ли вы себя виновным?
— Нет.
— Знаете ли вы Соломина?
— Нет.
— Может, все-таки знаете?
— Нет.
— Встречались ли вы с Дановым?