Азимов и Джаббаров сели в машину. Прежде чем захлопнуть дверцу, Джаббаров выглянул и сказал работникам отделения, устраивавшимся в ЗИМе, который стоял позади «Волги»:
— Ни пуха ни пера.
— К черту! — ответил по традиции старший оперуполномоченный Дмитриев.
Азимов с трудом унял дрожь:
— Все в порядке, товарищ майор.
— Трогай, Равиль, — Джаббаров положил руку на плечо Муртазина.
«Волга» плавно качнулась и поехала к воротам.
— Не рано ли выходим? — за воротами спросил Муртазин.
Джаббаров или не услышал вопроса, или не счел нужным объяснять водителю причину раннего выезда на операцию.
Ответил Азимов.
— Не рано, Равиль. В самый раз.
— Ладно.
— Как бы Батраев и Савицкий не прозевали Аганова.
Азимов обращался к Джаббарову, хотя, казалось, продолжал разговор с Муртазиным.
Джаббаров на этот раз откликнулся сразу, очевидно, сомнение Азимова неприятно кольнуло его.
— Не прозевают, товарищ лейтенант.
— Они еще ничего не сообщили?
— Нет.
Воцарилось молчание, не прерывавшееся до тех пор, пока «Волга» не приблизилась к воротам Госпитального рынка.
15
Рынок гудел. Непрерывный людской поток устремлялся в ворота и растекался за ним по бесчисленным рядам. Кто спешил к фруктам и овощам, кто в молочный павильон, кто к горам арбузов и дынь. Трудно было приметить в этом потоке, пестром и многоликом, двух мужчин, вертевшихся около ворот.
Это были Семенов и Борисов. Они изображали из себя покупателей и старательно разглядывали в витринах товары, приценивались к тканям и обуви, словом, играли роль рыночных завсегдатаев, тяжелую и скучную роль, к тому же обременительную. Она отвлекала от входа в ворота, в которых вот-вот должен был появиться Соломин.
— Он куда-то дважды уходил из дома, — как бы между прочим бросил Семенов.
— Не в милицию, не беспокойся. У него на это не хватит духу. Поверь мне, — ответил Борисов. — Я хорошо изучил его. Труслив, как заяц. Собственной тени боится.
— Не фантазируй. Был бы он труслив, не полез бы в государственный карман. Даю голову на отсечение.
— Побереги голову, может, она еще пригодится... Именно такие и лезут. Ты плохой психолог.
— Они же и доносят, — добавил Семенов.
Борисов рассердился:
— Что ты сегодня милицией бредишь. Не к добру это. Возьми себя в руки.
— Попытаюсь, — поежился Семенов.
Борисов взглянул на часы:
— Через двадцать минут прибудет Соломин. Приготовь мешки для купюр. Шесть тысяч — в карман не уместишь.
— Тише!
— Нас никто не слышит. Мы у глухой стены.
— У стен тоже есть уши.
— Опять ты за свое! Не нравится мне это, понимаешь. Так можно угодить в божий домик.
— Ты на что это намекаешь?
— На психиатрическую... Сначала мнительность, потом бессонница.
Семенов вздрогнул:
— У меня бессонница. Которую ночь мучит.
— Плохо, — встревоженно проговорил Борисов. — Надо принимать меры. Причем, немедленно.
— Что еще за меры?
— Лечить! Запустим — свихнешься. Куда чокнутого девать? В утиль-сырье — жалко, оставить на попечение милиции — опасно, выдашь. Кумекаешь, что к чему? Ну-ну, не бледней! Все в твоих руках, не распускай нервы.
— Попробую.
— Только не медли: пробуй прямо сейчас, — строго предупредил Борисов. — Иначе завалишь дело.
Некоторое время оба молчали, глядя на движущийся людской поток, который то сужался, то расширялся, потом Семенов снова заговорил, позванивая в кармане ключами.
— Вчера «сам» нервничал. Наверное, не все предусмотрел.
— Стареет, — сделал вывод Борисов.
— Пятьдесят пять лет — самый расцвет мужчины. Дело в другом.
— Не каркай.
— Я не каркаю, — рассердился Семенов.
— Ладно.
— Рыжевский с утра у дома Соломина, — опять начал Семенов. — Как бы его не засекли оуровцы, у него мозги всмятку — сразу засыплется. Даже сомневаться нечего. Попадет, как кур во щи!
— Нет, тебе определенно надо лечиться. Сегодня же поговорю с «самим». Пусть займется тобой, пока не поздно.
Лицо Семенова болезненно сморщилось.
— Сам проверю... Надо хорошо обдумать дело, прежде чем браться за него. Тут один туман с Соломиным.
— Ерунда, — заверил Борисов. — Мы взяли хороший темп. Вот передаст Соломин свою сумочку, туман и рассеется. Ты только не хнычь. Пусть потом этот меценат раздумывает о смысле жизни. Полагаю, что ему это не повредит. Мы сегодня же вечером сорвемся.
— Скорее бы, — вздохнул Семенов.