— Неужели?
— Простите. — Данов взял фотокарточку, повертел в руках, презрительно скривил губы. — Рыжевский?
— Узнали. Очень приятно.
— Он тоже не может быть свидетелем.
— Почему? Тоже родственник?
— Тамбовский волк ему родственник, — положил Данов на место фотокарточку.
— В чем же дело?
— Ни в чем.
— Понимаю. Вам стыдно признаться в том, что этот человек обвел вас вокруг пальца. Не беспокойтесь, вы не один. Между прочим, фамилия у него другая. Гринберг. Я могу устроить вам свидание. Не желаете?
— Воздержусь.
Прозоров достал из стола еще одну фотокарточку — четвертую, тоже положил перед Дановым.
— Еще один свидетель обвинения. Прошу.
— Петровский.
— Да.
— Какой же это свидетель, если сам...
— Ну-ну, договаривайте, что же вы? Будьте смелее, Данов! По-моему, вы не из робкого десятка. Итак?
— Я устал.
— Хорошо, — согласился Прозоров. Он встал, попросил милиционера, дежурившего в коридоре, увести Данова и привести Петровского.
Петровский зашел тихо, словно переступил порог больничной палаты, медленно опустился на стул, посмотрел на Прозорова внимательными, преданными глазами.
Прозоров понял, что Петровского «не взять голыми руками» — нужны веские факты, которые бы сразу поставили всё на свои места.
Собственно, такие факты у Прозорова были. Они в конце концов заставят Петровского признаться в совершенном преступлении.
— Мы встречаемся с вами второй раз, — сказал Прозоров. — Вчера вы отрицали всё. Возможно, сегодня вы будете благоразумнее? Мы задержали аферистов, которые получили от вас крупную сумму денег. Они подтвердят это на очной ставке.
— Не думаю, что это произойдет.
— Вы уверены в этом?
— Уверен.
— Напрасно. — Прозоров вытащил из сейфа три сберегательные книжки, положил перед собой. — Это мы нашли у вас при обыске. Может, вы скажете, откуда у вас деньги, которые вы храните сразу в трех кассах?
— Это длинная история.
— У меня есть время.
Петровский откинулся на спинку стула, положил руки на колени, устало закрыл глаза.
Что беспокоило этого человека? Возможно, он перебирал в памяти минувшее? Возможно, искал выход из создавшегося положения?
Трудно порой понять людей, оказавшихся по тем или иным причинам в преступной среде. Чем объяснить, например, добровольное признание Гроссмана? Какие мотивы побудили его рассказать о прошлых махинациях? О получении денег с Данова и Петровского? С Горица? Может, понял, что работники милиции все равно докопаются до истины — тогда уж ничто и никто не поможет, какие бы усилия он ни прилагал.
— Итак?
Прозоров задал этот вопрос, чтобы прервать затянувшееся молчание.
Петровский не ответил. Он, по-видимому, даже не услышал вопроса — сидел так же неподвижно, не открывая глаз, не снимая с коленей рук...
Прозоров позвал милиционера.
26
— Отлично, отлично, — похвалил Розыков Джаббарова. — Передайте Прозорову и Азимову от меня поздравление. Я полагаю, что теперь можно вторично допросить Аганова. Кстати, какие показания дает Гориц?
— Никаких. Утверждает, что никого не видел и никому никаких денег не давал. Когда свели с Гадаевым, стал кричать, что это шантаж.
— Что думают о нем в ОБХСС? — спросил Розыков.
— Я только что беседовал с Артемовым. Они еще не закончили ревизию, — взял Джаббаров под защиту своих коллег. — Цех огромный. Сразу не установишь, всё ли в порядке.
— Управляющий трестом в курсе?
— Да.
— Надеюсь, он не пытался взять под защиту Горица?
— Пытался, товарищ полковник, — сказал Джаббаров. — Причем, довольно энергично. Гориц, по его мнению, один из лучших работников треста.
— Странно. — Розыков посмотрел на стенные часы, посидел некоторое время молча, словно прислушивался к стуку машинки в приемной. — Поговорите с рабочими цеха. Только, пожалуйста, не медлите.
— Хорошо, товарищ полковник.
— Как чувствует себя Соломина?
— Прекрасно. Сегодня сдает последний экзамен.
— Из нее, пожалуй, выйдет неплохой следователь. Если в этом году не сможет поступить в университет, то попробуйте привлечь ее к нам. Вы уточнили, почему она очутилась у Гринберга?
— Хотела доставить его в милицию. — Джаббаров усмехнулся, проговорил тихо: — Чудачка!
— Чудачка? — прищурился Розыков. — Я бы гораздо спокойнее чувствовал себя, если бы у нас было больше таких чудаков.
— Пожалуй, — согласился Джаббаров.
Розыков отложил в сторону папку, которую держал в руках, снова посмотрел на стенные часы.