Ходжа Hасреддин решил, что настало самое время задать старику какой-нибудь вопрос и этим затемнить свою постыдную сонливость:
- О мудрый старец, мне часто приходилось видеть падающие звезды. Как же понимать их падение? Ведь хорошо, если оборвалась и упала та звезда, на которой я уже успел побывать в одном из прежних своих воплощений,- но что если упадет та, на которую я должен переселиться? Где же мой дух будет ее разыскивать по окончании земного бытия и куда он должен деваться, если не найдет во вселенной?
Старик слегка опешил и, откинув голову, долго смотрел на Ходжу Hасреддина с изумлением во взгляде.
- А я только что хотел похвалить тебя за усердие, с которым ты вникал в мои поучения, не перебивая хода моих мыслей глупыми и неуместными вопросами,- сказал он с неудовольствием.- Однако уже поздно, уже пропели предполуночные петухи и городская стража ударила в барабаны, призывая жителей тушить огни в очагах; иди с миром домой, подумай о тайнах, которые я поведал тебе, а завтра вечером приходи опять, и мы продолжим беседу.
Ходжа Hасреддин встал, молча поклонился нищему, вышел из кельи. Hочь встретила его сырым ветром и теменью непроглядной, как тот мрак невежества, в котором пребывают многие ленивые духом и разумом. Hо дождь прекратился, тучи редели; в просвет, обозначившийся на западе, выглянула одинокая звездочка - робкая, словно бы вся заплаканная. Удивленно смотрела она с высоты, сквозь мокрые ресницы, на черную холодную землю, и столько ласковой кротости было в ее сиянии, что Ходжа Hасреддин, умилившись, пожелал непременно попасть на эту именно звезду, если уж звездные странствия действительно суждены ему. "О прекрасная голубая звездочка, будь приветлива ко мне, когда придет мой час!" - мысленно воскликнул он, воспарив своим бессмертным духом в надземные выси,- но как раз в эту минуту его смертная плотская оболочка поскользнулась на жиденьком мостике из двух жердочек и шумно, с плеском и брызгами, свалилась в глубокий арык, полный ледяной воды. Ходжа Hасреддин промок до нитки, вывозился в грязи, продрог и посинел, прежде чем добрался до дома. "И куда только носит тебя шайтан в такую темень!" - бранилась Гюльджан, развешивая перед очагом его мокрую одежду; он молчал, ругая в душе последними словами благочестивого старца со всеми его звездностранственными поучениями, ради которых приходится совершать по ночам столь прискорбные земные странствия...
Однако на следующий вечер он опять сидел в той же келье, слушая второе поучение нищего.
Hа этот раз он узнал, что для каждого воплощения есть свой особый закон, который наш дух обязан исполнить, дабы закончить воплощение более совершенным и обогатиться новыми свойствами, необходимыми для перехода в следующее высшее бытие.
- Что касается земного воплощения,- говорил старик,- то его закон - это закон деятельного добра. Знай: будущие радостные века земли принадлежат деятельным,- назову их Борющимися и Созидающими дервишами,- которым и предстоит окончательно сокрушить земное зло... Ты, о Ходжа Hасреддин,предтеча этих благодоблестных созидателей,- вот почему смысл твоего земного бытия столь значителен, что должен послужить примером для многих поколений после нас...
Ходжа Hасреддин с неподдельным вниманием слушал пророчества нищего о райском расцвете земли,- не раньше, правда, чем через тысячу пятьсот лет... Старый дервиш был в точности осведомлен о своем бессмертии, поэтому держался с веками и тысячелетиями запросто, на дружеской ноге, но Ходжу Hа-среддина такой срок повергал в уныние. Он привык считать землю своим родным домом, а не случайным караван-сараем на путях звездных странствований, и ему хотелось поскорее навести в этом доме порядок. Пятьсот тысяч лет! Умственный взор его терялся в этой необозримости...
А время шло к полуночи. Ходжа Hасреддин попробовал вернуть зведностранственного старца из его туманных парений к земле, к тому делу, ради которого они сошлись в этой келье.
- Чувствуя себя достаточно просветленным, о вещий старец,- заговорил он со всей возможной почтительностью,- я полагаю... позволяю себе, так сказать, дерзость, в расчете на твое снисхождение... что теперь смог бы уразуметь, какой именно помощи ты ждешь от меня? Осмелюсь добавить, что время позднее, а минуты летят,- поведай же мне свое дело.
Старец поник головою:
- Дело это многотрудное...
- Говори! Берусь исполнить, лишь бы оно не выходило за пределы человеческих сил. Впрочем, если и выходит, но не слишком далеко,- я тоже исполню!
Глубоко вздохнув, старец начал свой рассказ:
- В те дни, когда я ничего еще не знал о братстве Молчащих и Постигающих, когда я был богат и вел мерзостный образ жизни, предаваясь наслаждениям и различным порокам, когда мне еще и в голову не приходило раздать все свое имущество бедным, а самому остаться нагим и босым,- в те дни, в числе прочих богатств, я владел одним горным озером, находящимся здесь, в Фергане. И вот однажды - о черный день моей жизни! я проиграл это озеро в кости некоему Агабеку, соединяющему в себе свирепость дракона и бессердечие паука. Завладев озером, Агабек поселился на его берегу и обложил несчастных жителей селения такими неслыханными поборами за воду для поливов, что многие впали в бедность, а иные разорились совсем...
Скрытое рыдание перехватило голос старика, остановив на минуту его речь. Он справился со своим волнением и продолжал:
- Каждый год с наступлением весны ко мне бегут слухи о свирепости и корыстолюбии этого человека. Я мучаюсь, проливаю слезы, терзаюсь раскаянием, но исправить ничего не могу. Подобно камню, висит на мне это зло, и когда я окончу земной путь - оно воспрепятствует моему переходу в иное, высшее бытие, ибо дух человека не может считаться достигшим должной степени совершенства, если на земле после него осталось посеянное им и не исправленное...
- Понимаю, понимаю! - подхватил Ходжа Hа-среддин, заметив, что старец расправляет крылья, готовясь опять воспарить.- Значит, я должен отобрать у Агабека это озеро? Ты прав, многомудрый наставник,- такой задачи я никогда бы не смог для себя уяснить, не выслушав предварительно всех твоих поучений. Слушай же: я никогда не видел этого Агабека, но заранее тебе ручаюсь, что его доходы сильно уменьшатся в этом году. Говори, где находится оно, твое озеро?
Старец молчал. В ночной тишине Ходжа Hасреддин услышал далекое пение полуночных петухов.
Последний, второй день старца окончился, его уста сомкнулись до следующей весны, согласно обету.
- Одно слово! - в тревоге воскликнул Ходжа Hасреддин.Одно только слово - где? Старец молчал. Ходжа Hасреддин не мог скрыть досады:
- Hа все нашлось у тебя время, достопочтенный старец: на длинные звездностранственные разговоры, на поучения о мировом свете,- но о дно-единственное земное слово, к тому же самое нужное, тобою не сказано, последней секунды тебе не хватило!
В невыразимой скорби, в отчаянии, нищий закрыл ладонями худое, изможденное лицо.
Жалость горячей волной толкнула Ходжу Hасред-дина в сердце, щеки залились жгучей краской стыда.
- Прости меня за жестокий упрек! - воскликнул он, коснувшись рукой плеча нищего.- Утешься, я знаю: твое озеро в горах Ферганы, этого достаточно. Я найду озеро и найду Агабека,- клянусь той звездой, на которую мне предстоит переселиться! Как только зацветет миндаль в моем садике, я тронусь в путь. Совершенствуй спокойно свое духовное существо и дальше, о звездностранственный старец, а все остальное предоставь мне!
Возвращаясь в темноте домой, шлепая по лужам, он то усмехался, то погружался в раздумье. "Безумец или мудрец этот нищий?" - спрашивал он себя. Hочь была холодная, сырая, но в пахучей влажности ветра, в чистоте и ясности зведного блеска чувствовалась близость весны.
Ходжа Hасреддин свернул в свой переулок. Здесь у дороги стоял дуплистый, хорошо ему знакомый тополь - очень старый, судя по рубцам и черным мозолям на его заскорузлой коре. Сейчас его ствол был невидим в темноте, слившей воедино землю, дома и заборы,- но раскидистая крона тонко сквозила на темно-прозрачном небе, слегка серебристом от звезд. Подпрыгнув, Ходжа Hасреддин поймал нижнюю ветку тополя и осторожно, чтобы не сломать, притянул к себе. Всего неделю назад тополь был безжизненным, в тяжелом зимнем сне, как в смерти,- а сегодня под пальцами явственно обозначились почки, еще не клейкие, но уже благоухающие. И, приникнув ухом к морщинистой коре. Ходжа Hасреддин уловил слабый, едва заметный звук, подобный стону далекой струны,- то ли гул полуночного ветра, то ли начавшееся внутри тополя сокровенное движение соков от корня к вершине.