Много раз в печати высказывались сомнения: быть может, кое-кто из доноров и не погиб бы, случись с ним беда до «эры трансплантации», а кое-кто из реципиентов и по сей день оставался бы в живых со своим собственным, хоть и больным сердцем.
И вот он, итог: практического значения трансплантации сердца не имели; это был самый массовый и, пожалуй, самый беспощадный за всю историю медицины клинический эксперимент.
Медицина — наука особая, не похожая ни на какую другую науку: она ведает человеческими жизнями. Все, что с ней связано, воспринимается тоже по-особому: остро, эмоционально, субъективно-заинтересованно. Поэтому со всем, что касается медицины, надо обращаться «с осторожностью».
Но история только тогда история, когда она объективно освещает события. Глава вписана, ее не выбросишь: попытки внедрения пересадок сердца в клинику останутся в истории медицины.
Все еще не существует единого мнения среди ученых: следовало Барнарду открывать шлюз или надо было еще ждать и ждать?
Перекрыть воду, грозящую потопом, не значит закрыть доступ развитию идеи. По-моему, прав профессор Синицын, когда говорит:
— Клиника — не место для экспериментов! В борьбе за жизнь человека хирургия вырвалась далеко вперед. Надо ждать, пока подтянутся иммунологи, пока они, их опыты скажут нам, что пришло время новой атаки. Риск останется и тогда. Но подкрепленный неопровержимыми доказательствами успешных лабораторных поисков он будет оправдан полностью, оправдан со всех точек зрения…
Иммунология — главное, но не только она должна сказать свое слово. Именно потому, что сердце — непарный орган, «символ жизни», хирургия впервые за всю свою историю столкнулась с необходимостью ждать:
— пока будут выработаны морально-этические нормы;
— пока будет определено понятие смерти;
— разработаны объективные прогнозы вероятности спасения жизни донора и продолжительности жизни реципиента;
— пока наука не найдет способов длительного хранения трупных сердец.
Но даже в будущем — далеком или близком, — когда пересадки сердца по всем прочим данным станут реальными, неразрешимой останется «проблема доноров». Не так уж много найдется у умерших неизношенных, не тронутых болезнью сердец. Наука не может рассчитывать на жертвы катастрофических случаев, ибо общество стремится довести их до минимума и медицина прежде всего заинтересована в этом же.
Так что, по-видимому, «спрос» всегда будет превышать «предложение», и следует искать другие возможности замены нежизнеспособного сердца.
Тот, кто «открыл шлюз», профессор Кристиан Барнард, как раз и занят сейчас «другими возможностями». Любопытно, что такие пугающие прежде, такие недопустимые в медицине слова — клинический эксперимент — вошли теперь в обычный лексикон.
Итак, новые экспериментальные операции — «подсадка» второго сердца, «в помощь» своему, больному. Пожалуй, эти эксперименты не столь устрашающи, как предыдущие: если «подсаженное» сердце начнет отторгаться, свое, оставленное в грудной клетке, сможет обеспечить кровообращение до тех пор, пока не будет произведена новая пересадка. Ну, а если долгое время не удастся найти подходящего донора? По-прежнему остаются без ответа и этот, и другие вопросы: где брать сердца? Сколько может понадобиться одному больному пересадок? Выдержит ли его собственное сердце?
Советский ученый В. Демихов имплантировал в грудную клетку собаки второе сердце множество раз, и неизменно собаки гибли через короткий срок. Вы уже прочли о работах Демихова и знаете, что только пес Гришка сумел прожить с двумя сердцами 141 день. Причины «несовместимости двух сердец» в одной груди так и не выяснены до конца. Так или по-иному случится с людьми?
Не исключено, что сердце реципиента не успеет «выздороветь», пока ему «помогает» сердце донора, а это, последнее, в конце концов отторгнется, так и не выполнив своей миссии. Есть и другая беда: каждое из двух сердец продолжает биться в своем собственном ритме, поэтому очень трудно расшифровывать электрокардиограммы, а стало быть, невозможно уследить за эволюциями обоих органов и уловить наступление критического момента.
Впрочем, судить о новых операциях преждевременно — операций произведено мало, времени прошло тоже мало. Сам Барнард настроен оптимистично: он утверждает, что новая методика более перспективна, чем замена сердца, — она поможет избежать смерти больного от внезапного кризиса отторжения.