Надо сказать, что тот год я и вправду не пил, причиной тому послужило мое деятельное раскаяние за предпринятую попытку христианского миссионерства в мусульманском квартале старого Иерусалима, и прочие , не менее увлекательные приключения, в которые меня вовлек неумолимый рок , когда я в абсолютно пьяном виде, знакомился с обычаями Святой Земли. Впрочем это неинтересно.
Важен факт- я не пил. А Вася пил.
И еще Вася нес в себе угрозу порядку вещей, поскольку был классическим старателем. Это означало, что необходимо обезопасить свое временное место жительства, купе, от всего набора мероприятий, что пытаются провести вокруг себя пьяные, напуганные, но неукротимые в своей залихватской глупости старатели после окончания сезона. Обезопасить на пять суток дороги.
Все их уловки, предложения, песнопения, слова скорби, способы веселья, причины слез и устремления, я знал наперечет. С первого взгляда умел определить статус грядущего бедствия уже по изменению цвета роговицы глаза, или по ритмике дыхания будущего потерпевшего. Более того, суровая жизненная необходимость научила меня эффективно предотвращать эти прорывы из ада.
Вася попытался еще пару раз завязать душевный разговор, спел первый куплет оды о трудностях и лишениях, даже испустил скупую слезинку из левого, серого с побежалостью глаза.
Увы ему. Я просто показал понятным жестом, что буду бить. Вася, охваченный неистовством чистой своей душ, вышел в коридор прихватив свою роскошную бутылку водки ручной работы. Во взгляде его читалась уверенность, что все сложилось хорошо.
За пять суток пути он встречался мне в самых разных местах, к компании самых разных людей, и в самых разных ситуациях. Вася бегал, тряся пачкою денег по случайно выбранным им вагонам, высевал в купе бывалого вида проводницы шлиховое золото из пробного пакетика, пел тоскливые застольные песни в тамбуре, плясал вприсядку, алкал справедливости и сиял фонарями, декламировал стишок с табуретки в вагоне-ресторане, имел бурный роман с буфетчицей прямо в резиновом переходе меж вагонами, прятался от бандитов в туалете и скандалил с цыганкой на почве рекламации за качество гадания. Много чего случилось с Васей, даже на случайный взгляд со стороны. Но в глазах его, неизменно плескалась вера в то, что все сложилось хорошо.
Было так , как и бывает со старателями, которые по сути своей- дети. Именно дети, все черты присущие характерам людей у них усилены до гротеска. И доброта, и хитрость, и жадность, и тупость...все.
Все нормально, не жизнь такая, люди такие…
На четвертые сутки его запойного благотворительного марафона, я поймал Васю на перроне в Тюмени, отвел в купе и забросил на законную верхнюю полку.
Вася заснул.
Проснулся он часов за двенадцать, до прибытия в Москву. Заметно страдал под гнетом мощнейших внутренних духовных переживаний.
Никому не нужный, как новость о взятии Рязани монгольским полководцем Батыем, прошел по вагону.
Вернулся, причесал пятерней брови и спросил не знаю ли я где его деньги.
Перед тем как потерять сознание успел еще крикнуть, что не это имел в виду.
Васю я полил Карачинской минеральной водою, и усадив на откидной стульчик попросил уточнить, что же именно он имел в виду.
И Вася сказал, что просто не знает куда подевал четыреста тысяч с копейками…
- Помню только, что проводнице я подарил девяносто тысяч
- Зачем ты подарил проводнице девяносто тысяч?
- Мне ее жалко стало, она сказала, что на квартиру копит и на свадьбу..
- Хм. Значит не дала….
- нет, -робко и грустно вымолвил Вася- не дала.
Это все, что Вася помнил отчетливо.
В общем остался он без денег, окромя пятисот рублей, хорошо, что билет на дорогу дальше у него имелся. Проживал Вася на Украине. То ли в Фастове, то ли в Белой Церкви, и ехать ему надо было с Курского вокзала.
Он попросил меня помочь доехать до Курского, потому, что « на такси уже почему-то не хватает».
- Хорошо, согласился я- как приедем, так просто иди со мною, я выведу тебя на Новорязанскую улицу и посажу к бомбиле, он отвезет, еще и на пиво останется.
Вася ходил за мною как привязанный. Целых двадцать минут ходил. Потом его похмелили его уж не знаю как успели и кто.
Уже перед выходом на перрон Казанского вокзала, он схватил свою отощавшую сумку, и со словами- я договорился- выскочил с грацией глиссирующей баржи в коридор вагона.
Выйдя , я видел его в обществе двоих то ли носильщиков, то ли нуворишей, то ли просто людей с жизненными затруднениями. Эти двое обладали уверенными помятыми лицами столичных люмпенов.