До обычного времени завтрака оставался еще час, когда она встретила Художника.
«Ой! — сказала себе Дженни. — Тут кто-то пишет этюд».
Она собиралась пройти мимо, быть может, поздороваться, но он заговорил с ней, и его голос оказался приятнее, чем у Бродяги.
Он сказал, не поворачиваясь к ней:
— Вы, случайно, не натурщица?
— Боюсь, что нет, — ответила Дженни и на минутку остановилась.
— Ох, какая жалость.
— Вам нужна натурщица? — спросила Дженни, ей вдруг пришла в голову мысль.
— Ну, в общем, да.
— Зачем? То есть для чего? — Она должна в ближайшее время каким-то образом заработать.
— Для водяной нимфы или русалки. Вы не против стать водяной нимфой или русалкой? Другими словами, наядой?
— Что на них надето?
— Ничего, — ответил Художник.
— Тогда, боюсь, я не смогу, — неохотно отказалась Дженни.
— Так и думал, что вы не сможете.
— А натурщица смогла бы вам позировать?
— Наверное. Если бы я хорошо ее попросил.
— Забавно, — задумчиво пробормотала Дженни. А затем объяснила: — То, что к этому привыкают.
— Верно. И натурщица, и художник.
— Как забавно.
— Но если посмотреть с другой точки зрения, забавна именно одежда.
— Да, это зависит от того, как смотреть.
— Именно это, — сказал Художник, — я и имел в виду.
Дженни немного помолчала, затем спросила:
— Я бы, наверное, смогла, правда?
— Нет, — ответил Художник, — наверное, нет.
— Тем не менее под открытым небом все кажется другим. Я хочу сказать, если я спрошу: «Вы женитесь на мне?», а вы ответите «Думаю, что нет», это вполне нормальный вопрос, и вполне правильно ответить «нет», раз вы не собираетесь этого делать.
— Именно так.
— Мне очень жаль. Вы не против, если я посижу и понаблюдаю за вами?
— Нисколько. Вы разбираетесь в живописи?
— Боюсь, что нет.
— Это хорошо.
Он продолжал писать, а Дженни наблюдала за ним.
— Существует много такого, о чем ничего не знаешь.
— Практически обо всем.
— Вы живете поблизости?
Он показал кистью куда-то за плечо.
— Я живу там, на ферме. В одной-двух милях отсюда.
— Ой! Удивительно!
— Почему?
— Я спала в их стоге прошлую ночь. Как вы думаете, они не рассердятся?
— Уверен, они были бы в восторге, если бы узнали об этом.
— Надеюсь, они не будут сердиться.
Художник, уныло переводя взгляд с холста на речку и обратно, спросил:
— Именно так вы и живете?
— Что вы имеете в виду?
— В стогах сена.
— О нет, я путешествую, — гордо ответила Дженни.
— Как это делается? Мне всегда хотелось узнать.
— Ну, ты идешь с рюкзаком…
— То есть то, что мы называем «ходить пешком»?
— Ну да. И спишь в стоге сена и все…
— То есть, то, что мы называем «спать под открытым небом»?
— Да. Ну, вот и все, я думаю.
— Понятно. Я рад, что наконец понял, в чем дело. И вы путешествуете совсем одна?
— Да, — ответила Дженни, — и это довольно забавно.
— Скорее всего. А как вы обращаетесь к себе, когда разговариваете сама с собой?
— То есть, как меня зовут?
— Именно так.
Дженни едва удержалась, чтобы не сказать «Дженни Уинделл».
— Глория Харрис, — произнесла она.
— Вы не можете всерьез хотеть, чтобы вас называли мисс Харрис, — сказал Художник, немного подумав.
— Да! — горячо согласилась Дженни.
— И я так думаю. Что же касается имени «Глория», против него я не возражаю.
— Удивительно, — сказала Дженни, — я всегда думала, что это красивое имя, а сейчас оно кажется мне довольно глупым.
— А как вас называли в школе?
— Я не посещала школу.
— Жалость. Это могло бы дать нам более широкий выбор.
Неожиданно Дженни вспомнила, что у нее с собой два платка с вышитой на них буквой «Н». Вдруг она уронит платок!
— Глория Харрис не полное мое имя, — сказала она.
— Я так и предполагал.
— Меня зовут Глория Наоми Харрис. На самом деле я Наоми. Я хочу сказать, для друзей.
— Это гораздо лучше. А теперь, — сказал Художник, — хотя вы не проявляете никакого интереса к этой теме, я назову вам свое имя.
— Ой, я хочу узнать. Правда, хочу, — честно созналась Дженни. — Назовите, пожалуйста.