— Одевайся и пошли.
— Куда?
— Слушай, Паш, у меня сил тоже не сады. Вопросы к Сереге есть, я подумал, что ты…
«Окуньки оживились!»
— Надумалось чё?
— Да так…
— Чёт серьезное? Давай тогда в соску ему, стреножим и допро…
Блядь, долбанные «Менты» и «Бандитский Петербург»! Каково было эту хрень воспринимать неокрепшими детскими мозгами? Я вот паять не умею, зато о достоинствах и пользе применения термоанального криптоанализатора наслышан…
— Никаких «в соску» и игр со связыванием! Просто поговорим.
Размазывать, по словам бабелевского Бени Крика, манную кашу по столу, мы не стали — тупо ввалились к нему в каюту, правда, постучавшись сперва. Серега судорожно заканчивал одеваться. В общем, неудивительно: звукоизоляции-то никакой…
— Привет, Серег. Разговор есть.
— Уже понял.
Видя, что агрессией от нас не пахнет: я изначально на мордобой не настраивался, а Пашка успокоился, не успев себя накрутить, Серега остался сидеть на койке.
— Здесь поговорим или с завтраком совместим?
— Давай-ка здесь начнем.
Я взял мини-паузу, пытаясь сформулировать главный вопрос:
— Кто вы, доктор Зорге?
Серега хмыкнул неопределенно и уселся поудобнее, как-то весело глядя на нас.
— А с чего вдруг такие вопросы? Я имею в виду, основания.
— Серег, одна-две специальности — ладно, но ты, получается, и швец, и жнец, и не только в дуду игрец, но ещё и в баян, скрипку и рояль. Как-то не тянешь на срочника. А уж как с бумажками оперируешь… Нас тут трое, и в одиночку не выживем… Так что — колись.
— А догадки у самих — есть?
— Да уж есть, чем потресть… Лейтенант — много, наверное. Мичман?
Серега заржал уже в открытую, жизнерадостно так…
— Ну, блядь, гении-контрразведчики… Таких кадров мимо пропускают… Да ещё и в расход списали!
Вот «в расход» мне как-то не понравилось. Совсем! Пашке, видимо, тоже, потому что он насупился и с угрозой произнес: «Поясни!». Серега махом стер веселье и жизнерадостность с лица.
— А чего пояснять? Возня нездоровая уже давно была замечена. Потом вроде как утопленный при пожаре сторожевик неожиданно всплывает и начинает как бы самостоятельно восстанавливаться хер знает на какие деньги! Причем он одновременно уже и затоплен, и продан, и распилен на иголки! И восстановление достаточно странное, и совмещено с модернизацией!!! Между делом в этот док за полгода в одну сторону буксируются две старые калоши, слегка подреставрированные — и пропадают с концами! Вот меня на этот сторожевик в вашей компании и внедрили… А потом — бац, и в итоге мы хуй знает где! Мне лично страшно до пипец как!
Некстати вспомнился адмирал из фильма «Горячие головы». Как смешила одна из его фраз: «Вот лежишь ты в постели с женщиной или с мужчиной (кому как нравится), и вдруг „Бац!“ — и ты покойник! Не знаю как вас, а меня такая перспектива пугает до усрачки!». Я против воли улыбнулся, хотя адмиральская перспектива у нас, похоже, стала настоящим. По крайней мере, для родни.
Пашка осторожненько, ощупью, присел на вторую койку. Я остался стоять.
— У тебя соображения есть, где мы? Я пока только одно надумал — мы в другом полушарии.
— А то, что время почему-то не так идет — тебя не настораживает?
«Ленин! — тут и сел старик»[4]. Я, не сводя взгляда с Сереги, присел рядом с Пашкой.
— Мне не девятнадцать, а двадцать три. За плечами — «техникум» института береговой охраны, старший мичман.
Пашке, судя по всему, сильно полегчало от последней новости.
— И какие будут приказания, тащ мичман?
— Иди в жопу, Павлик. Не до стёба.
— А я и не стебусь. Вы меня оба за дебила не держите. Родь, ты ж начитанный, вспомни — «Бойцовый Кот есть единица сама в себе», наверняка Стругацких читал же. А тут, при наличии старшего по званию, мы уже не одиночки, а команда. Так что, мое мнение — командуй.
Я против наличия старшего, волокущего на себе груз отдачи приказов, ничего не имел. Ну если командир не доёбывается в мелочах и не лезет в области, где менее компетентен, чем я. Что я, собственно, и высказал. Серега как-то сразу плечи расправил.
— Добро, краснофлотцы. Сами высказались, теперича, если что — не обижайтесь. Пошли на мостик.
Средних размеров помещение, очень подходящее под определение «подвал кровавой гебни». Представителей собственно «гебни» трое, сидящих за столом. Сбоку от них — молодая женщина и средних лет мужчина. Напротив стола, на стульях — двое: давешние инициатор и примкнувший. Помятые, напуганные до усрачки.