Магистр Брюггеней ещё в марте 1535 г., тотчас после вступления в управление, по свидетельству русских летописей (которые вовсе не говорят о Плеттенберге), отправил посольство в Москву. С московским князем он так и остался в добрых отношениях. С другой стороны, Густав, король шведский, сумел завязать сношения с соборной гильдией (Domgilde) в Ревеле, состоявшей в XVI столетии преимущественно из ремесленников, и составить себе в ней целую партию.
Брюггеней ещё в 1541 г. назначил феллинского командора Иоанна фон дер Рекке своим коадъютором, и император и заместитель великого магистра утвердили это назначение. После смерти Брюггенея Рекке сделался магистром. Он и после этого продолжал управлять непосредственно феллинской областью, имея ввиду усиление своих доходов, а не подобно магистру Вольтгусу какие-либо преобразования. Его двоюродный брат Иодок фон дер Рекке сделался после смерти епископа Иоанна Бея, когда Иоанн фон дер Рекке был коадъютором, дерптским епископом, из чего мы заключаем, что орден и в XVI столетии старался замещать епископские кафедры своими приверженцами. Епископ Иодок, нашедший лишь в 1547 г. общее признание и не принадлежавший, насколько нам известно, ни к какому лифляндскому капитулу, прошёл именно только благодаря поддержке ордена и родни. Но уже в 1551 г. ему надоела духовная должность, и он удалился в свою родину Вестфалию, однако только два года спустя согласился уступить формально преемнику, избранному дерптским капитулом. Этот избранник капитула был Герман Везель, аббат монастыря Фалькенау, сделавшись епископом, он остался тоже и аббатом. Подобные неправильности при назначении духовных лиц, встречавшиеся нередко в последние годы старой Лифляндии, свидетельствуют о недостатке в подходящих лицах. Так и ревельский епископ Фридрих фон Амптен остался пропетом и в качестве пропета получал некоторые доходы из эзельского епископства. Всё это вместе с тем свидетельствует о разложении старой церкви. То же самое вытекает из того обстоятельства, что последние лифляндские епископы не получили рукоположения, так как не было уже лиц, имевших право совершить его. Монастыри в маленьких городах держались до падения старой Лифляндии. Точно так же продолжали существовать в трёх больших городах женские монастыри цистерцианского ордена, хотя подвергались разным преобразованиям. Они под конец были скорее воспитательные заведения для дочерей вассалов. В Риге и Ревеле они просуществовали до начала XVII столетия.
Лифляндские магистры имели издавна должностную печать: кроме неё, с 1460 года приблизительно, у магистров встречается личная печать с изображением родового герба (только от магистра Иоанна Фрейгата такая личная печать не сохранилась). Некоторые думают, что введение этого обычая указывает на то, что старые духовные традиции стали забываться. Магистр Рекке даже сделал гаррийско-вирляндскому дворянству предложение явиться к его торжественному въезду в Ревель в цветах его герба. Дворянству, впрочем, не пришлось это сделать, так как везде по случаю свирепствовавшего в Ревеле морового поветрия был отложен и затем вовсе не состоялся.
В Ригу магистр Рекке явился и подтвердил её привилегии. К сожалению же, многие надежды, возложенные на него, были обмануты. Между прочим ожидали от него коренной реформы ордена. Точно так же думали, что он сочувствует лютеранству. В таком смысле толковали письмо, написанное им ещё в бытность коадъютором к ревельскому совету по делу какого-то пастора. Вместо того магистр имел с Ревелем очень неблаговидное столкновение. Магистр предложил ревельским купцам ввести некоторые перемены в торговле солью. Но так как эти перемены обещали выгоды лишь ему, с другой стороны, Ревель так дорожил своей соляной торговлей, что существовала поговорка: «Ревель построен на соли», то город ответил отказом. Этим он возбудил гнев магистра, который немедленно потребовал уплаты всех (довольно значительных) сумм, которые ревельские купцы были ему должны. Вместе с тем он старался придать делу религиозную окраску и ставил городу щекотливые вопросы, не обращая внимания на то, что лютеранство в Ревеле уже давно прочно утвердилось.
Но в 1551 г. умер магистр Рекке. Мы не можем сделать себе вполне ясное представление о партиях того времени в ордене, всё более уменьшавшемся. Но избрание престарелого Генриха фон Галена, бывшего с 1535 г. ландмаршалом, несомненно, указывает на желание угодить всем и никого не обидеть.
Можно было быть вполне уверенным, что Гален не предпримет никаких нововведений. Когда он приехал в Ригу, чтобы принять присягу, то он 1 октября с многочисленными начальниками, сопровождавшими его, слушал в соборе проповедь магистра Петри. Присягу принесла Рига ему и бывшему тут же представителю архиепископа совместно. Два дня спустя Гален угощает городской совет в замке. Из Риги он отправился в Венден. Здесь он остался. В Курляндию он не ездил, и также он не посетил отдельных начальников в их замках. Ревель присягнул 13 января 1552 г. в присутствии представителя магистра. Командоры и фогты вели себя в своих землях почти как неограниченные владетели. В заключение заметим, что архиепископ и магистр в качестве имперских князей исправно уплачивали свои доли на содержание рейхскаммерихта и что грамота о религиозном мире (в Аугсбурге 1555 г.) была подписана от имени магистра его уполномоченным, рижским домашним командором Георгом Зибергом фон Вишлингеном.
ГЛАВА XXVI
Борьба коадъюторов. Начало катастрофы
В 1551 году истёк срок, на который был заключен мир с Новгородом и Псковом, т.е. с московским великим князем, принявшим в 1547 г. царский титул. Только в 1553 г. орденский магистр отправил посольство в Москву для того, чтобы заключить новый мир. Но московское правительство ставило такие требования, что мир, казалось, не мог быть заключен. Дерптское епископство по договорам, заключенным с Псковом во второй половине XV столетия (а может быть, и раньше, но об этом нет свидетельств), обязалось платить дань, но на самом деле не платило её и оспаривало даже её законность. В грамотах об этой обязанности, хотя и лаконически, упоминается; нужно полагать, что имелось ввиду употребить дань на содержание двух православных церквей в Дерпте. Посольство 1531 г. вело в Москве продолжительные переговоры по этому вопросу. С русской стороны тогда соглашались с тем, что дань по праву уже не существует, но вычеркнуть замечание о ней в грамоте не хотели. Теперь, т.е. в 1553 г., вопрос о «дани веры» (Glaubenszins) был выдвинут на первое место, и лифляндские послы, не испросив новых инструкций, заключили 24 июня 1554 г. в Новгороде мир на пятнадцать лет, по которому дерптское епископство обязывалось уплачивать ежегодно по одной марке с каждого жителя, исключая духовенство, и в течение трёх лет уплатить свой долг, накопившийся за истекшие пятьдесят лет. Постановление это касалось только Дерпта и потому должно было быть вставлено лишь в грамоту для Дерпта и Пскова, но оно попало также в общие грамоты, и, таким образом, вся Лифляндия ручалась за исправную уплату дани. Кроме того, по договору 1554 г. русские посольства, а также заграничные художники и мастера должны были иметь право беспрепятственно проезжать по Лифляндии, и если Лифляндия заключит союз с Польшей и Литвой, то Москва имела право, вследствие того, начать с ней войну.