При смене караула обязательной процедурой является проверка, шмон. Заключённые покамерно выбегают (на гауптвахте заключённые передвигаются только бегом) в коридор по "форме одежды номер ноль", то есть абсолютно голыми, держа в руках своё барахло. Двое выводных под бдительным взглядом начальника караула шмонают одежду заключённых, двое других в это время обшаривают камеру. В основном ищут запрещённое курево, которое заключённые прячут в самые потайные места: в ворот "афганки", в складки штанов, под штукатурку на стене. Рыться в несвежем белье заключённых чистоплотным выводным не хочется, поэтому они брезгливо ковыряют одежду осматриваемого шомполами. По правилам выводные, в отличие от часовых, безоружны. Единственное оружие у них — шомпола от автоматов. Задача выводных — прямая работа с заключёнными: вывод на приём пищи, в туалет, в умывальник, на работы. Я сам пару раз заступал в наряд выводным. А теперь будут выводить меня.
Наша камера осматривается последней. Мы прислушиваемся к командам выводных в коридоре:
— Первый пошёл!
— Вторая камера — приготовиться! Форма одежды номер ноль!
— Воротник смять! — Шуршание.
— Карманы вывернуть! — Снова шуршание.
— Г. внодавы в руки! Постучать! — Стук каблуков сапог друг о друга.
Осмотр со стриптизом продолжается долго. Наша камера по традиции последняя. Сначала осматриваются одиночные камеры, одиночки. В них по правилам содержатся заключённые с серьёзными проступками или подследственные: дезертиры, неуставщики и прочие полукриминальные элементы. Это — так называемые безвыводные. Их запрещено привлекать к работам, еду им разносят по камерам. В туалет их тоже не выводят, поэтому им "не западло" пользоваться парашей. В групповых камерах содержатся дисциплинарники: выпивохи, самовольщики. Но камеры дисциплинарников обычно переполнены, и часто солдат-выпивох и самовольщиков сажают в одиночки. Жуткое дело — сидеть неделю в одиночке. Без книг, без общения, без телевизора — рехнуться недолго!
К шмону наша камера готова. Нары подняты. Запрещённые сигареты прикреплены к подставкам из швеллера снизу на жвачку — со стороны ни за что не разглядишь. Мы не раздеваемся догола, у курсантов на губе есть ещё одна маленькая привилегия — осмотр мы проходим в форме не раздеваясь. Шмон приближается к нашей камере. Старший камеры, Ванька, стоит на изготовку у двери.
Застрекотал замок. Ваня в ту же секунду просовывает руку через решётку и отодвигает засов внутренней двери. Внешнюю дверь открывает выводной, Ваня одновременно с ним открывает внутреннюю и кричит:
— Смирно!
Мы вытягиваемся по стойке "смирно". Старший камеры докладывает начальнику караула, начкару:
— Товарищ старший лейтенант! Камера номер пятнадцать с осмотру готова! Старший камеры курсант Рудаков, пять суток ареста за опоздание из увольнения!
Улыбчивый начкар заглядывает в камеру:
— Ваш выход, господа офицеры! — приглашает он издевательски.
В отличие от солдат, мы не выбегаем в коридор с выпученными глазами. Мы с достоинством выходим из камеры (хотя по гауптвахте и полагается передвигаться бегом, но мы здесь — привилегированная каста) и выстраиваемся в одну шеренгу. Правофланговым стоит старший камеры Ванька. Началось представление:
— Курсант Барышев! — представляется Слон. — Семь суток ареста за употребление спиртных напитков!
— Курсант Николаев! — докладывает Лёха, интеллигентного вида третьекурсник с четвёртого факультета. — Пять суток ареста за нарушение правил несения внутренней службы!
— Курсант Ахметов! — сообщает Руслан. — Семь суток ареста за халатное отношение к служебным обязанностям!
— Курсант Романенко! — рапортую я. — Семь суток ареста за самовольную отлучку!
Постепенно представляется вся камера.
— Ну, граждане алкоголики, хулиганы, тунеядцы, — улыбается старлей, — взять в руки кителя! Смять воротники!
В отличие от солдат выводные не сильно бдительно обыскивают нас. Выводным, шмонающим камеру, Слон успел шепнуть, чтобы они не слишком усердствовали.
В момент осмотра произошло досадное происшествие: жвачка отклеилась, и моя пачка "Бонда" упала на бетонный пол. Начкар это заметил.
— Курить вредно! — сообщает он. — Минздрав не рекомендует!
Пачка перекочёвывает в карман старлея. Осмотр закончен, и "господа офицеры" возвращаются в камеру.
На ужин мы ели непонятную серую липкую массу с бурыми волокнами, именуемую почему-то макаронами с тушёнкой. Не скрасил ужин и белый хлеб с двойной порцией масла. По неписаным правилам арестованные солдаты не ели порционное масло, которое отдавалось нам, курсантам. Белый хлеб у них тоже отбирали. Я бы с удовольствием поужинал чёрным хлебом, но не стал нарушать традиции.