Атеисты непременно хотят представить волю Божию, действие Божества, как нечто субъективно-произвольное, исключающее определенно установленный порядок. Такое представление совершенно неправомерно приписывается ими религиозному мировоззрению. Никаких оснований для этого в христианском учении и в церковной традиции нельзя найти. Наоборот, и Библия, и христианская святоотеческая литература далеки от приписывания Богу случайных желаний и прихотей и ясно указывают на определенный порядок природы, установленный Богом в творении.
Он поставил землю,
— говорит Библия, —
на твердых основаниях: не поколеблется она во веки и веки... Он сотворил луну для указания времени, солнце знает свой запад
(Пс. 103:5, 19).
Вселенная тверда, не подвигнется
(Пс. 92).
Хвалите Его, солнце и луна; хвалите Его все звезды света. Хвалите Его небеса и воды, которые превыше небес... Он повелел и сотворилось, поставил их на веки и веки, дал устав, который не прейдет
(Пс. 148:4-6).
По определению Господа дела Его от начала, и от сотворения их Он разделил части их. Навек устроил Он дела свои и начала их — в роды их... По слову Святого звезды стоят по чину и не устают на страже своей... Чрез него все успешно достигает своего назначения, и все держится словом Его
(Сир. 16:26-27, 43:11, 26).
Все определено во вселенной «числом, мерой, весом». В твердости и последовательности порядка природы Библия усматривает величие Творца. Все псалмы Давида проникнуты живым ощущением величия Творца, проявляемого в естественных законах. Об этом же проявлении Божественной воли через естественный порядок говорят определенно и святоотеческие писания.
«Небеса день и ночь совершают предоставленное им течение, — говорит писатель конца I века Климент Римский, — и не препятствуют друг другу».
«Солнце и лики звезд без малейшего уклонения протекают в назначенный им путь... Беспредельное море не выступает за положенные ему преграды. Необходимый для людей океан и миры, за ним находящиеся, управляются теми же повелениями Господа. Времена года мирно сменяются одно другим» (Климент Римский «Послание к Коринфянам», 9. Рус. пер. П. Преображенского).
«Определенные ветры каждый в свое время беспрепятственно совершают свое служение. Всему этому повелел быть в согласии и мире великий Созидатель и Владыка всего» (там же, 20).
«Подумай же, что и в доме этого мира, когда смотришь на небо и на землю и находишь в них порядок и закон, — есть Господь и Отец всего, который прекраснее самих звезд и частей всего мира» (Минуций Феликс «Октавий», 18).
По мысли Василия Великого, «небеса» и «твердь» и «воды» и даже «бездна», т. е. все стихии мира по «вложенным в них законам» возносят хвалу Богу, «возвышают творение рук Его» именно самим следованием этим законам». «Для Бога прекрасно то, что совершенно по законам искусства, — говорится далее у Василия Великого, — и направлено к благопотребному концу». «Первое повеление сделалось и на последующие времена, сообщает ей силу рождать и приносить плоды» («Беседы на Шестоднев», 13:5).
Можно было бы привести еще значительное количество подобных же свидетельств Отцов Церкви по вопросу о постоянстве естественных законов, закономерности «всего существующего, свое начало имеющих в творческой воле Божества. Святоотеческие писания никогда не противопоставляют порядка, причинности и закономерности природы Божественной воле и Провидению, а, наоборот, в самой этой закономерности видят доказательство действия абсолютного божественного разума — Логоса. Опровергнуть такое понимание смысла закономерности природы невозможно, не выходя за пределы строгой науки. Нельзя, с другой стороны, также, оставаясь на почве только научного опыта, утверждать, как это приходится делать атеистам, что эта закономерность возникла случайно, сама собой, из беспорядочного хаотического смешения. В опыте, которым оперирует наука, дано только восприятие самой закономерности, самой постоянной и правильной связи явлений. Случайна ли эта закономерность или имеет в конечном основании разумный смысл — никак нельзя воспринять непосредственно в научном опыте, так как он не простирается на последние, конечные основы самого бытия. Однако только предвзятая мысль может считать более разумной, более последовательно объясняющей самую возможность устанавливаемой наукой закономерности — бессмысленную случайность, чем идею основания этой закономерности в абсолютном разумном начале.
Каким образом из бессвязных и случайных сочетаний может родиться какой-либо порядок, как может возникнуть какая-либо система без целесообразного воздействия? Хаос, предоставленный себе, случайность без всякого разумного воздействия не рождают ничего, кроме хаоса и случайности. В основе всякого порядка лежит уже целевое, направляющее, осмысленное начало. Порядок, система означают внутреннюю цельность, собранность («имманентную целесообразность»). Могут сказать, что при бесконечно большом количестве случайных комбинаций может возникнуть случайно же целесообразная комбинация, которая может послужить началом системы. Но и при таком понимании все-таки в основе признается уже существующей какая-то изначальная закономерность. Она предполагает только для своего проявления необходимость больших чисел. Но сама возможность при больших числах получить закономерную комбинацию предполагает наличность закономерности в основе всех тех, по виду случайных, комбинаций. Наоборот, признание абсолютного начала бытия, христианского учения о том, что «в начале было Слово», что в основе закономерности мира лежит разумный смысл, придает разумную осмысленность и самому научному опыту. Закономерность, рассматриваемая в этом опыте, получает разумное основание. Раскрытие закономерности явлений наукой не только не устраняет, таким образом, религиозного восприятия смысла мира, но вплотную подводит к нему. «Ибо изумление перед великими предметами, — говорит Василий Великий, — не уменьшается, когда раскрывается способ, каким произошло что-нибудь необыкновенное» («Беседы на Шестоднев», 5, 1).
Приложение
Механическое понимание идеи причинности, понимание причины как механически, автоматически, с безусловной необходимостью действующей силы, производящей из себя свое следствие, слепой необходимости, которой подчинено все существующее — понимание, возникшее в механистическом материализме XVII—XVIII вв., развитое потом в позитивизме Е. Канта и утвердившееся среди естествоведов XIX в., не является совершенно непоколебимым в новейшей философской науке. Уже «критическая философия» (после Канта подвергшая критическому анализу основные понятия и методы наук), установила, что понятие автоматической, из себя производящей причины является не научным, а метафизическим, выходящим за пределы научного опыта. В нем мы можем установить лишь более или менее постоянную последовательность явлений, мы можем видеть, что в пределах известного круга наблюдений за одним явлением обычно следует другое или что действие или изменение одного связано с действием или изменением другого, но отсюда не следует ни того, что одно из них из себя производит другое, ни того, что оно действует на другое с автоматической (слепой) необходимостью.
Для данного заключения нет основания в опыте, оно провозглашается лишь в силу определенных предвзятых представлений, теорий, взятых на веру, догматически. Связь, которую мы называем «причинной», — последовательность явлений, связанность появления и развитая одного с появлением и развитием другого, — может иметь и совершенно другой смысл, может быть истолкована совершенно иначе (в пределах одних и тех же фактов). Факт более или менее постоянной связанности одного явления с другим означает весьма часто не то, что одно явление «производит» другое, а лишь то, что оно является одним из условий для действия и развития другого или что одно явление может развиваться совместно с другим (говоря в философских терминах, одно явление функционально связано с другим). Между понятиями «условия», или «функции», и производящей причины, или силы — большая разница. «Условие» не исключает значения внутреннего существа того, что «обусловливает». Когда мы говорим, например, что организм живет и действует при известных условиях (света, воздуха и пр.), то это не означает, что эти условия сами по себе создают организм, что они могут целиком объяснить действие организма без участия его внутреннего существа. Напротив, действие организма непременно предполагает совместное проявление и внутренних сил организма, и направляющих или ограничивающих их условий. Без учета этого внутреннего существа и внутренних сил организма невозможно понять и значение для него тех или иных явлений или условий. Состояние воздуха (плотность, влажность и пр.) одинаково является условием, влияющим на жизнь и минералов, и растений, и животных, но для каждого из этих «царств природы» оно имеет разное значение в зависимости от собственных свойств минералов, растений и животных. Наконец, совершенно иное значение имеют эти атмосферные условия для жизни человека.